Книга Истины

Лев Ольга

– То, что нужно, - проговорил Вирин и, к ужасу спутника, начал обыскивать тело.

Сорвав с него цепочку с медальоном и стянув с пальца перстень с гербом, музыкант спрятал драгоценности в карман.

– Кольцо со львом дай, - повернулся он к герцогу.

Тот, всё ещё находясь в шоке, безмолвно подчинился. Вирин взял протянутый перстень и надел его на палец убитого.

– Ты что делаешь?
– наконец обрёл дар речи Лонцо.

– Убиваю тебя, - отозвался музыкант и оглядел тело, убеждаясь, что ни на одежде, ни на оружии гербов нет.

После этого он снял со стены потухший

факел, поджёг его в очаге и бросил на пол. Для верности он взял со стола кубок и выплеснул вино на доски. Огонь с жадностью принял угощение.

– Вот теперь можем уходить. Тела, как ты предпочитаешь, будут преданы огню, - Вирин потянул Лонцо за рукав, и друзья вышли на улицу.

Их встретила холодная влажная осенняя ночь. Тёмная улица была совершенно пуста. Музыкант скрылся в конюшне и вскоре вывел двоих статных коней.

– По-моему, это не наши, - заметил Лонцо.

– Я выбрал лучших. Хозяевам они теперь не пригодятся.

Герцогу пришлось признать и правоту друга и то, что он прекрасно разбирается в лошадях.

Бросив последний взгляд на едва не погубивший их приют, путники тронули коней и поехали вглубь города. Из окон трактира на мостовую лился свет, слишком яркий для свечей или факелов.

– …и всё равно я не хочу соваться в Радану, - проворчал Лонцо, направляя гнедого в уже знакомую улицу.

– Если моя идея сработает, тебе нечего бояться. Тем более, тебя там не ждут, и тем более, бояться надо теперь Герана, а не Тагора, - возразил Вирин и пристально вгляделся вперёд.

А впереди была толпа.

– Объедем?
– предложил герцог.

– Нет. Нам же нужно знать, что там случилось. Народу вон сколько, - музыкант окинул улицу взглядом.

Конных и пеших было гораздо больше, чем положено для столь раннего утра.

– Двое незнакомцев, сторонящихся толпы, всегда выглядят подозрительно. Обыватель должен быть любопытным.

– Тут не поспоришь, - согласился Лонцо и одёрнул недорогой, но прекрасно скроенный бежевый сюртук.

Вирин был в таком же, но более тёмном. Так обычно одевались управляющие в богатых имениях или сыновья купцов.

Толпа, как друзья и предполагали, собралась у остатков постоялого двора. Здание, видимо, было ещё старше, чем думалось Вирину. Каменная кладка не выдержала крушения балок и рухнула частью внутрь, частью наружу. По дымящимся развалинам ходили городские стражники с платками на лицах. У бывшего крыльца скучал их капитан.

– Долго я буду ждать? Вы стражники или улитки пьяные?!
– периодически покрикивал он.

Толпа постепенно густела, заполняя неширокую улицу и обмениваясь мнениями о причинах произошедшего.

Двое друзей спешились и повели коней под уздцы, протискиваясь между горожанами и приехавшими с утра пораньше раданцами. Лонцо, поёжившись на сыром ветру, оглянулся на угли. В этот момент один из стражников поднял руку с криком: «Капитан»!

Капитан неохотно перебрался через остатки стены и рассмотрел находку подбежавшего солдата.

– Прекратить поиски!
– вдруг рявкнул он.
– Ничего не трогать!

– Сработало, - усмехнулся музыкант, выводя лошадь из толпы.

– Похоже, через пару десятидневок в Дорсе будет траур, - каким-то

не своим голосом проговорил Лонцо.

Он вдруг почувствовал себя невероятно легко и свободно. Словно вместе с именем герцога Дорского умерло и его прошлое, и его боль.

– К вечеру будем в Радане, - с улыбкой проговорил Вирин, вырвавшись, наконец, из толпы и забравшись в седло.

– Значит, не будем тратить времени, - Лонцо тоже чему-то улыбнулся и послал коня вперёд.

Миновав ворота и широкий, выгнувшийся каменным хребтом мост друзья оказались на просторном пыльном тракте. Далеко слева виднелись пышные леса, впереди - ровная, как стол, желтеющая степь, усыпанная деревушками и хуторами.

– Чувствую я, мы опять вымокнем, - проговорил Вирин, с опаской глядя на тяжёлое, набухшее небо.

Редкие встречные крестьяне и торговцы тоже оглядывались на тучи и торопили коней. С невидимого вдалеке моря дул промозглый северный ветер.

– Подумаешь, промокнем. Не растаем же, - Лонцо плотнее закутался в теплый плащ.
– Кстати, я надеюсь, в Морск мы соваться не будем?

– А на кой нам раданская столица? Тебя там, наверное, в лицо каждая собака знает.

Дробный стук копыт позади заставил друзей обернуться. Их догнал и галопом промчался мимо юноша на великолепном вороном. Всадник был одет в цвета комендатуры Алха - серый и синий.

– Спорю на что угодно, это гонец. Кто-то в Алхе обогатится на семьсот лотов, - музыкант проводил взглядом верхового.

– Не думаю, что казна расщедрится. Придерутся к тому, что от меня мало осталось, - мрачно усмехнулся Лонцо.

Через пару часов друзья столкнулись с патрульными, но те даже не взглянули на путников, увлечённо обсуждая какую-то новость.

К вечеру Лонцо и Вирин добрались до большого села, уже претендующего на звание маленького города. Крепостную стену до поры успешно заменял деревянный частокол, местами сменяющийся живописным плетнём. Впрочем, постоялый двор в Бобрах был очень даже неплохой. Добротное двухэтажное деревянное строение было чистым и опрятным. В Бобры друзья прибыли уже затемно, и в общем зале, больше подходящим под звание «комната», уютно пылал очаг. Освещение ограничивалось только его пламенем и светом закопчённого уличного фонаря, подвешенного над стойкой. Хозяин оказался под стать своему заведению - опрятный, полный, но не поплывший мужичок лет сорока восьми. Он с одинаково вежливой улыбкой привечал и простых ремесленников, и молодого дворянина, расположившегося в углу у очага. Двое молодых людей, вошедших в теплый зал и оставивших за спиной разбушевавшийся к вечеру дождь, не вызвали у мэтра Борика ни удивления, ни вопросов.

– Комнату на ночь и стол поближе к очагу?
– приветливо осведомился он, пока худой нескладный мальчишка принимал тяжёлые от воды плащи.

– Вы прямо читаете мысли, - улыбнулся и Лонцо.
– А ещё…

– Подогретого вина со специями и барашка на углях, - закончил за него трактирщик.

– Ваша проницательность достойна генерала тайной королевской службы, но не содержателя столь греющей душу и тело харчевни, - бывший герцог Дорский вложил в плотную руку несколько серебряных монет, которых хватило бы ещё человек на пять.