Книга тайных желаний
Шрифт:
Я так увлеклась, представляя вырвавшихся на свободу птиц, что не заметила, когда Иисус сбавил шаг, а его рассказ оборвался на полуслове.
— Ана! — Он указал на ворох белых тряпок, забрызганных красным, которые лежали на обочине у поворота дороги. Кто-то скинул с себя всю одежду — вот что первым пришло мне в голову. А потом я разглядела под тряпками очертания человека.
Отец с сыновьями, а после и священник, которые шли впереди нас, остановились, и, судя по всему, принялись выяснять, жив еще путник или мертв.
— Это
Он шел очень быстро, так что мне пришлось нагонять его бегом. Остальные паломники продолжили путь, обогнув жертву широкой дугой.
Иисус опустился на колени перед телом. Я застыла у него за спиной и все никак не могла собраться с духом и посмотреть. Послышался тихий стон.
— Это женщина, — сказал Иисус.
Я скользнула взглядом вниз. Разум отказывался принимать то, что против воли видели мои глаза.
— Господи, да ведь это Тавифа!
Лицо у нее было залито кровью, но я не заметила никакой раны.
— Да у нее голова пробита! — воскликнул Иисус, указывая на сгусток темной крови в волосах Тавифы.
Я наклонилась и обтерла ей лицо своей туникой. Веки моей подруги затрепетали, она уставилась на меня и заморгала, явно узнавая. Она раскрыла рот, где заметался обрубок языка, пытаясь произнести мое имя.
— Умерла? — окликнул нас мужской голос. К нам подошел высокий юноша. Его речь и одежда выдавали самарянина, и я невольно вся сжалась. Евреи не водились с самарянами, опасаясь их пуще геров.
— Ранена, — ответил Иисус.
Юноша вытащил бурдюк с водой, наклонился и поднес его к губам Тавифы. Она выгнула шею и приоткрыла рот, словно беспомощный птенец в поисках пищи.
— Ты самарянин, но делишься водой с галилейской девушкой. — Иисус положил руку на плечо юноши.
Тот ничего не ответил. Тогда мой муж размотал пояс и принялся перевязывать рану Тавифы. Самарянин помог взвалить Тавифу на спину Иисусу. Остаток пути мы проделали ужасно медленно.
IX
По двору зашлепали сандалии, я услышала женские голоса, высокие и нетерпеливые:
— Мы идем… идем.
Тавифа застонала.
— Теперь ты в безопасности, — сказала я ей.
Весь долгий, мучительный день моя подруга почти не подавала признаков жизни. Могло показаться, что она впала в забытье, от которого пробуждалась лишь в те минуты, когда Иисус с нашим попутчиком менялись местами или когда я гладила ее по лицу и давала напиться. Самарянин расстался с нами почти у самой Вифании.
— Проследи, чтобы у нее были кров и еда. — На прощание он сунул мне в руки медную монету — сестерций.
Я было запротестовала, но Иисус остановил меня:
— Позволь ему заплатить, — и я бросила монету в свой мешок.
Наконец заскрипела щеколда, и перед нами предстали
— Я присмотрю за ней, — сказала Мария. — Поужинайте с Марфой и Лазарем. Вы, должно быть, голодны и устали с дороги.
Когда я замялась, не желая покидать Тавифу, Иисус незаметно потянул меня за руку.
Лазарь на поверку оказался совсем не таким, как я ожидала. Худощавый, с желтушным лицом и слезящимися глазами, он разительно отличался от сестер. Лазарь приветствовал Иисуса словно брата: они расцеловали друг друга в обе щеки и обнялись. Затем мы собрались у круглого стола, который стоял на полу, что было для меня в новинку: в Сепфорисе мы возлежали на диванах по сторонам длинного стола, а в Назарете попросту сидели на земле, держа плошки на коленях.
— Кто эта раненая девушка? — спросил Лазарь.
— Ее зовут Тавифа, — ответила я. — Я знала ее еще девочкой в Сепфорисе. Она была моей подругой, единственной подругой. Потом Тавифу отослали к родственникам, которые продали ее одному человеку в Иерихоне. Не знаю, как получилось, что ее избили и бросили на обочине.
— Пусть остается у нас сколько пожелает, — отозвался Лазарь.
Хотя глиняный дом друзей Иисуса был гораздо лучше нашего в Назарете — полы выложены плиткой, тюфяки из цветного полотна набиты шерстью, даже есть собственная миква, — в нем была только одна комната для гостей, поэтому Иисусу пришлось спать на крыше, а я устроилась рядом с Тавифой.
Пока она спала, я прислушивалась к ее тяжелому дыханию, которое временами переходило в хрипы и стоны. Изящное, гибкое тело подруги, когда-то скользившее передо мной в танце с такой грацией и самозабвением, стало костлявым и словно ссохлось от ненависти окружающих. На лице выделялись туго обтянутые кожей скулы, похожие на остроконечные холмы. Мария вымыла ее, одела в чистую тунику и закрыла рану смесью из оливкового масла и лука, чтобы вытянуть гной, чьим запахом пропиталась вся комната. Мне очень хотелось поговорить с подругой. Она уже просыпалась несколько раз, но только для того, чтобы напиться лимонной воды.
Мне вспомнились слова Лазаря. Пока он не предложил ей остаться, я даже не думала, куда Тавифа отправится и что с ней станет. Будь моя воля, я бы взяла ее жить к нам в Назарет, но даже если бы семья приняла ее — что маловероятно, поскольку ни Юдифь, ни Иакова не изменишь, — в нашем тесном жилище и без того едва хватало места. Кладовая уже была занята Йолтой. Симон обручился с девушкой по имени Береника, которая вскоре собиралась войти в наш дом. А со дня на день и Саломея может овдоветь и вернуться к матери.