Книга тайных желаний
Шрифт:
Когда Тавифа зашевелилась на тюфяке, я зажгла лампу и погладила ее по щеке.
— Я здесь. Это Ана.
— Я умаа, ы мэ ниа.
Что она говорит? Обрубок языка мог произносить лишь зачатки слов, об остальном приходилось догадываться. Я сосредоточенно вслушивалась.
— Ты думала, что я тебе приснилась?
Она кивнула, слабо улыбаясь. Ее глаза были прикованы к моему лицу. «Сколько же времени, — подумалось мне, — прошло с тех пор, как ее слушали, не говоря уж о том, чтобы понять?»
— Мы с мужем нашли тебя на дороге в Иерихон.
Она
— Ты в Вифании, в доме самых близких друзей моего мужа, — сказала я ей и вдруг поняла, что она считает моим супругом Нафанаила. — Два года назад я вышла замуж не за бен-Хананию, а за каменщика и плотника из Назарета, — объяснила я.
В глазах подруги вспыхнуло было любопытство — прежняя Тавифа еще жила внутри, — но веки тут же сомкнулись от усталости и настоя ромашки, который Мария добавила в лимонную воду.
— А теперь спи, — велела я. — Остальное узнаешь потом. — Я обмакнула в миску с оливковым маслом, оставленную Марией, палец и приложила его ко лбу Тавифы. — Нарекаю тебя Тавифой, подругой Аны, — чуть слышно проговорила я и увидела, как по ее лицу скользнула тень воспоминания.
X
За то время, что отделяло нас от Пасхи, рана на голове Тавифы затянулась, руки и ноги окрепли. Она уже вставала с постели и присоединялась к остальным за трапезой, жадно набрасываясь на пищу, хотя иногда ей было трудно глотать. Острые углы и глубокие впадины на лице потихоньку сглаживались.
Я почти не отходила от подруги. Когда мы оставались одни, я заполняла тишину рассказами о том, что произошло с момента нашего расставания. Я поведала о спасении своих свитков, о встрече с Иисусом в пещере, о смерти Нафанаила, о знакомстве с Фазелис, об Ироде Антипе и мозаике. Она слушала меня с открытым ртом, временами тихонько ворча, а когда речь зашла о желании Антипы сделать меня своей наложницей и о том, что меня едва не побили камнями, она вскрикнула, сжала мне руку и поцеловала каждый палец по очереди.
— Меня презирают и в Сепфорисе, и в Назарете, — сказала я ей.
Мне хотелось, чтобы Тавифа знала: я тоже мамзерит, не только она.
Она попросила меня рассказать об Иисусе, и я поведала о том, что он за человек и какие удивительные обстоятельства привели к нашей помолвке. Я описывала свою жизнь в Назарете, Йолту, Юдифь и свекровь. Моя речь журчала без конца, но я часто прерывалась, чтобы спросить подругу, как она жила эти годы, однако каждый раз она отмахивалась, не желая отвечать.
Однажды днем, когда мы — Тавифа, Мария и я — смотрели из нашего двора на оливковые деревья в Хевронской долине, мою подругу вдруг прорвало. Мы только что закончили готовить горькую зелень для седера, пасхальной трапезы, — хрен, пижму и цикорий, символы горечи, которую наш народ испытал во времена рабства в Египте, — и я не удивилась бы, что именно
Тавифа что-то промычала, но я не смогла разобрать слов.
— Ты сбежала? — переспросила Мария. Они сблизились за те часы, что Мария кормила мою подругу с ложечки тушеным мясом.
Тавифа яростно закивала. Обрывками слов и жестикуляцией она поведала нам, что сбежала от того иерихонца, который купил ее, а потом показала, как его жена хлестала ее по лицу и рукам.
— Но куда же ты шла? — недоумевала я.
Она с трудом выговорила: «Иерусалим», затем сложила ладони лодочкой и подняла кверху, словно что-то выпрашивая.
— Ты собиралась нищенствовать в Иерусалиме? Ох, Тавифа, — расстроилась я.
— Тебе не придется просить милостыню на улицах. Мы этого не допустим, — добавила Мария.
Тавифа улыбнулась нам. Больше она к этой теме не возвращалась.
На следующий день я услышала тонкий пронзительный звон, доносящийся из дома. Я была во дворе, помогала Марфе печь опресноки к Пасхе, а Иисус пошел с Лазарем покупать ягненка у торговца-фарисея на окраине Вифании. Завтра мы с Иисусом отведем бедное животное в Иерусалим, где его забьют в храме, как того требует обычай, а потом принесем тушку домой и Марфа зажарит ее.
Дзинь. Дзинь. Я поставила миску с тестом и пошла на звук в комнату Тавифы. Моя подружка сидела на полу, перебирая струны лиры. Мария, которая сидела тут же, взяла ее руку и провела по струнам сверху вниз, выпустив на волю вздох ветра, журчание вод и перезвон колокольчиков. Тавифа засмеялась, глаза у нее засияли, по лицу разлилось удивление. Глядя на меня, она подняла инструмент и указала на Марию.
— Это Мария дала тебе лиру?
— Я не играла на ней с самого детства, — пояснила та. — Я решила, Тавифе она пригодится.
Я еще долго стояла, пока Тавифа поглаживала струны, и думала: «Мария, ты подарила ей голос».
XI
Мы пересекли долину с ягненком, которого нес на плечах Иисус, и вошли в Иерусалим через врата Источника, что возле Силоамской купели. Мы собирались омыться в ней, прежде чем войти в храм, но обнаружили, что купель кишмя кишит людьми. Десятки увечных лежали рядом в ожидании доброй души, которая согласится опустить их в воду.
— Можно окунуться в одной из микв у храма, — предложила я. Вид больных и грязных тел вызывал у меня отвращение.
Иисус, не обращая внимания на мои слова, сунул мне в руки ягненка, а сам поднял с подстилки параличного мальчика, чьи ноги были искривлены подобно корням дерева.
— Что ты делаешь? — удивилась я, поспешив за мужем.
— Только то, чего хотелось бы мне самому, будь я на его месте, — ответил он, опуская мальчика в купель. Я держала извивающегося ягненка и смотрела на Иисуса, который поддерживал ребенка, пока тот плескался в воде.