Книга тайных желаний
Шрифт:
— Только не очень коротко, — попросил Иисус.
— Так ты Самсон, который верит, будто его сила в волосах? — спросила я.
— А ты Далила, которая собирается отнять ее?
Мы поддразнивали друг друга в шутку, без злобы, однако за этим скрывалось напряжение: мы оба словно набрали полную грудь воздуха и ждали, когда можно будет выдохнуть.
Перво-наперво мы нашли поросший травой холмик, где можно было присесть. Потом муж ушел молиться, но вернулся раньше, чем я ожидала. Сомневаюсь, что он успел прочесть Шма больше десяти раз. Я принесла с собой египетские ножницы Йолты
— Надеюсь, ты умеешь обращаться с этой штуковиной, — сказал Иисус. — Я в твоей власти.
Я опустилась на колени позади него и соединила лезвия, срезая кончики волос. Кудри падали вниз темными завитками. Я чувствовала запах кожи Иисуса, пряный, землистый, словно от влажной глины.
Закончив стричь, я отложила ножницы.
— Мне нужно кое-что тебе сказать. — Я подождала, пока муж повернется и посмотрит мне в глаза. — У меня будет ребенок.
— Значит, это правда, — отозвался он.
— Ты не удивлен?
— Я начал догадываться вчера вечером, когда ты прикрыла живот рукой. — Иисус на миг сомкнул веки, а когда открыл глаза, в них горели искры беспокойства. — Ана, скажи мне правду: ты рада этому ребенку?
— Я чувствую умиротворение.
Так оно и было. После долгой разлуки с чернилами я уже и не помнила, зачем вообще глотала масло черного тмина.
Когда мы вернулись, Иисус позвал домочадцев под оливу, где делались объявления о помолвках, беременности и рождении детей, а также обсуждались домашние дела. Первыми показались Мария и Саломея, благоухая тутовником, за ними — Юдифь, Береника и весь выводок детей. Иаков и Симон вышли из мастерской. Йолте приглашение не требовалось: она сидела под деревом еще до нашего появления. Всех, кроме тети, мучило любопытство, хотя предположений никто не строил. Никому и в голову не пришло бы, что бесплодная жена Иисуса носит дитя. Я вцепилась в руку мужа.
— У нас хорошие новости, — объявил он и посмотрел на мать. — Ана ждет ребенка!
Несколько томительных мгновений никто не двигался с места, а потом Мария и Саломея бросились ко мне: Мария наклонилась поцеловать меня в живот, а Саломея улыбнулась так печально, что я едва не отвернулась. До чего же нелепо, подумалось мне, что я, не желая детей, смогла зачать, а у Саломеи, жаждавшей ребенка, ничего не вышло.
Симон и Иаков похлопали Иисуса по спине и вытащили на середину двора, где все трое, обняв друг друга за плечи, пустились в пляс. Братья радостно покрикивали и возносили хвалы: «Восславим Господа, который излил на тебя свое благословение. Дай Бог тебе сына».
Криво остриженные волосы Иисуса разметались по щекам. Каким же счастливым выглядел мой муж в тот день!
XIV
Последующие месяцы пролетели быстро и без происшествий. Даже когда мне не удавалось удержать еду в желудке, а спина пульсировала от боли, которую причинял все более выпирающий живот, я все так же вставала каждое утро, чтобы выполнить свою часть работы по дому. На пятом месяце я начала чувствовать внутри легкие толчки ножек или локотков — странное ощущение, которое вызывало приступы любви к ребенку, потрясавшие меня своей силой. К седьмому месяцу я стала на редкость неуклюжей. Однажды, наблюдая за моими отчаянными попытками сесть на тюфяк, Иисус в шутку сравнил меня с перевернутым жуком, а затем обхватил и поднял на ноги. Как мы смеялись над моей неповоротливостью! И все же в зыбкие ночные часы, когда мужа не было рядом,
Схватки разбудили меня до рассвета. Я лежала на тюфяке прямо на земляном полу, растерянная и одурманенная сном и жгучей болью в спине. В темноте я потянулась к Иисусу, но обнаружила, что его тюфяк пуст. Я вспомнила, хотя и не сразу, что три дня назад он ушел в Капернаум.
Его нет. Наш ребенок появится на свет слишком рано, а его отца нет рядом.
Спазм, скрутивший живот, усилился. Я прижала кулак ко рту, слушая стон, вырывающийся из-под пальцев, сдавленный и жуткий звук. Сильнее, сильнее — боль сжала челюсти, и я поняла, что это такое — роды. Клыки вонзались в тело и отпускали его, вонзались и отпускали, и мне не оставалось ничего другого, как позволить им медленно пожирать меня. Я обхватила руками раздувшийся живот и начала раскачиваться из стороны в сторону. Мне было страшно. Я носила ребенка всего семь месяцев.
Последние несколько месяцев Иисус ходил в Капернаум ловить рыбу на Галилейском море, чтобы помочь семье прокормиться. Он полагался на дружбу с местными рыбаками, которые брали его на свои лодки, позволяя забросить сети. Свою часть улова он обменивал на самое необходимое.
Я не вправе была сердиться на мужа. Возможно, разлука тяготила его меньше, чем меня, но и радости не доставляла. На этот раз он обещал вернуться меньше чем через месяц, задолго до предполагаемого срока родов. Откуда ему было знать, что ребенок решит появиться на свет так стремительно. Иисус наверняка расстроится, что его не было со мной в такой момент.
Я перекатилась на бок, встала на колени, потом стала подниматься, потянувшись к стене в поисках опоры, и тут у меня отошли воды. Меня охватил дикий страх, с которым невозможно было справиться, я вся затряслась — сначала руки, потом плечи и бедра.
Я зажгла лампу и пошла в кладовую.
— Тетя, проснись! — закричала я. — Тетя! Я рожаю.
Как была, босиком, Йолта бросилась ко мне с повивальной сумкой через плечо.
В то время ей было пятьдесят два, спина скрючилась, щеки ввалились, словно пустой мешок. Она обхватила мое лицо ладонями, оценивая величину моего страха.
— Не бойся: ребенок или выживет, или нет. Пусть жизнь сама решит.
Ни бодрых речей, ни общих слов, ни обещаний Господней милости. Простое и доходчивое напоминание, что смерть — это часть жизни. Все, что предложила мне тетя, — принять любой исход. Пусть жизнь сама решит. И в этом я нашла тихое утешение.
Провожая меня обратно, Йолта постучала к Марии.
Мать и сестра Иисуса делили комнату, и мне было слышно, как они тихо переговариваются за дверью, разжигая лампу. Я точно указала, кого хочу видеть, когда придет время родов. Никаких Юдифи и Береники. И никакой страшной беззубой повитухи. Только Саломею, Марию и Йолту — только эта троица будет рядом со мной.
Моя мать произвела меня на свет на великолепном родильном стуле, я же буду сидеть на корточках над грубой ямой в земляном полу комнаты с глиняными стенами. Йолта вырыла яму в тот день, когда ушел Иисус, — словно предчувствовала, что она скоро нам понадобится. Сейчас, примостившись перед отверстием на низком табурете и страдая от боли, змеей обвивающей тело, я мечтала, чтобы здесь появилась моя мать. Я ничего не видела и не слышала о ней с самой свадьбы, и меня это не очень-то тревожило, но теперь…