Книга Вечной Премудрости
Шрифт:
Решающим в данном случае, разумеется, является вопрос о том, а с какой целью и как именно мог использоваться рецепированный текст «Horologium Sapientiae» в процессе обучения теологии в университете или в доминиканском конвенте в Париже. Очевидно, что для того, чтобы приспособить текст, происходящий из монастырской среды, к дидактичексим целям университетского преподавания, писец, компилятор или стоящий за ними профессор теологии должен был сперва избрать особую стратегию интерпретации текста Сузо, которая бы при этом как по форме, так и по содержанию соответствовала бы сложившимся в то время принципам и методам теологии как учебной дисциплины. Пожалуй, наиболее важным в этой связи был вопрос о том, к какому разделу теологии следует отнести сочинение Сузо. Является ли оно в большей степени систематической теологией в форме дидактического диалога, или же это, скорее, особого рода библейский комментарий (expositio)? А, может быть, текст Сузо представляет собой своеобразный систематический итог специальным образом организованного библейского комментария, нацеленного именно на такой итог?
В эрфуртской рукописи CA 4° 144 этот вопрос решен соединением в рамках одного рукописного сборника комментирующего «Псалмы» экзегетического текста Гуго а Санкто Каро и «Horologium Sapientiae» Генриха Сузо. Текст Генриха Сузо идет после текста Гуго а Санкто Каро как его своеобразное систематически разработанное и представленное в форме дидактического диалога продолжение, ориентированное духовно и морально практически, т. е. целиком укладывающееся в рамки практической и моральной теологии. В результате манускрипт в целом выглядит как своего рода экзегетическая программа, стремящаяся соединить буквальную библейскую экзегезу с эксцерптами из сочинений различных богословских авторитетов (по
Такая новая ориентация не могла не иметь серьезных последствий для рецепции сочинения Генриха Сузо. Уже сама последовательность глав и их количество в рецепированной в рукописи CA 4° 144 версии существенно отличается от оригинала. Из 24-х глав оригинала с прологом и так называемым «Cursus de aeterna Sapientia» осталось лишь десять глав, да и то в существенно сокращенном виде. Пролог и «Cursus» отсутствуют вовсе. Кроме того, рецепированный текст начинается не с первой главы (по критическому изданию П. Кюнцле), а с главы под названием «Quomodo Christi passio sit preambula adcognitionem divinitatis et qualem formam Christus contraxerit ex passionis suae acerbitate» [229] , в оригинале являющейся второй главой. Таким образом, из сравнительно большой латинской книги Генриха Сузо была сделана небольшая книжица духовно-наставительного содержания. Кроме того, в рецепированной версии характерный как для латинского «Horologium Sapientiae», так и для немецкой «Книги Вечной Премудрости» экземпляризм созерцания Страстей Христовых превратился в дидактизм хорошо организованной системы извлеченных из его книги нравственных и душеполезных наставлений.
229
Ms. UFB Erfurt-Gotha, Dep. Erf. CA 4° 144, f. 327.
Особый интерес представляет то, как под влиянием выбранной рецептивной стратегии текст меняется содержательно. Во-первых, это заметно на примере отношения к метафизике. Так, уже в первой главе рукописной версии [230] опущен важный метафизический пассаж, содержащийся во второй главе оригинала. В нем излагается эманативная концепция происхождения всех вещей (processus emanationis creaturarum a summo rerum) в ее христианизированной форме: Processus emanationis creaturarum a summo rerum vertice Deo secundum ordinem naturae fit per descensum ex perfectioribus ad imperfectiora, quia omnes rerum perfectiones quodam ordine a summo rerum cardine Deo descendunt, ipse autem homo naturaliter ab inferioribus incipiens et gradatim ascendens, in divinarum proficit cognitionem rerum [231] . Это неоплатонически окрашенное учение, заимствованное у Прокла [232] и из «Liber de causis» [233] , получило широкое распространение в доминиканской богословской школе. В том или ином варианте оно встречается в сочинениях Альберта Великого [234] , Фомы Аквинского [235] , Дитриха Фрайбергского [236] и Майстера Экхарта [237] . Ссылаясь на него в своем сочинении, Генрих Сузо в действительности цитирует Фому Аквинского [238] . По-видимому, это было сделано для того, чтобы отвести от себя возможные подозрения в приверженности более радикальным и церковно неприемлемым версиям теории эманации, к числу которых было отнесено и соответствующее учение Майстера Экхарта. Однако для создателя сокращенной версии теория эманации, видимо, была неприемлема в принципе, даже освященная авторитетом св. Фомы.
230
Ibid.
231
Hor 384, 1–6.
232
В «Первоосновах теологии» Прокл понимает эманацию, скорее, как причастность (партиципацию) и обусловленность всего первой причиной. По-видимому, именно такая трактовка позволила согласовать неоплатоническую теорию эманации с христианским креационизмом. Латинский перевод В. фон Мёрбеке «Первооснов теологии» Прокла: Proclus. Elementatio theologica, propositiones 1–9, 11–13 / translata a Guillelmo de Morbecca, hrsg. von Helmut / translata a Guilelmo de Moerbeke (textus ineditus), uit. door C. Vansteenkiste // Tijdschrift voor filosofie. 13. 1951, p. 263–302, 491–531.
233
«Liber de causis», следуя Проклу, в целом понимает эманацию как причастность (партиципацию) и обусловленность всего первой причиной. Однако в рамках такой трактовки в отношении возникновения отдельных вещей и их зависимости от второй причины (а через нее – от первой причины) допускается представление о некоем «истечении»: Le Liber de causis, propositio 17 / edition etablie a l’aide de 90 manuscrits avec introduction et notes par Adriaan Pattin. Leuven: Uitgave van «Tijdschrift voor filosofie», Sonderausgabe o.J. (= Tijdschrift voor filosofie. 28. 1966, p. 90–203), p. 49: Quod est quia causa secunda quando facit rem, influit causa prima quae est supra eam super illam rem de virtute sua, quare adhaeret ei adhaerentia vehementi etservat eam.
234
Альберту Великому принадлежит, по-видимому, решающая роль в терминологической и концептуальной адаптации учения об эманации, проинтерпретированное через концепции Прокла и «Liber de causis», к нуждам философии и богословия доминиканской школы. См., например, Albertus Magnus. De causis et processu universitatis a prima causa / edidit Winfridus Fauser SJ // Alberti Magni Opera omnia. Tomus XVII, pars II. Mdnster: Aschendorff, 1993, p. 24, 11–14: ita primum, quod est necesse esse, fontale erit ad omnes. Et si ipsum contineat emanationem esse, nihil erit ens vel esse in tota existentium universitate; p. 26, 14–16: esse autem, sicut iam probatum est, a se habere non potest, sed habet ab emanatione esse, quae est ante se. Et illa non potest esse nisi illa cui idem est esse et ‘quod est’; p. 43, 1: fluxus est simpliciter emanatio formae aprimo fonte, qui omnium formarum est fons et origo; p. 43, 51: emanatio a primo fonte intellectualis et simplex est tam secundum essentiam quam secundum esse. Propter quod vehiculum non habet nisi suiipsius communicabilitatem.
235
Thomas Aquinas. ScG, IV, c. 1; S. th. 1, q. 44: Deprocessione creaturarum a Deo.
236
У Дитриха Фрайбергского понятие «эманации», с одной стороны, контекстуализируется, с другой стороны, связывается подчас самым неожиданным образом в единый аргументативный узел с Библией, Августином, Аристотелем и неплатонизмом Прокла и «Liber de causis». См.: Dietrich von Freiberg. De animatione celi, 7: de primo modo, scilicet de simplici emanatione // Dietrich von Freiberg. Opera omnia. T. III: Schriften zur Naturphilosophie und Metaphysik. Hamburg: Meiner, 1983, S. 17–19.
237
У Майстера Экхарта понятие «эманация» приобретает подчеркнуто внутритринитарное значение и в своем экземпляристском содержании отличается от собственно процесса творения, хотя внутритринитарная эманация и обусловливает
238
Thomas Aquinas. ScG, IV, c. 1; Hor 384, 1–6, Anm.
Однако, скорее всего, не только в этом кроется причина исключения рассматриваемого пассажа из рецепированной версии. Ее составитель считал метафизические утверждения недопустимыми в принципе в нравственно-практически ориентированном экзегетическом тексте. Поэтому он последовательно опускает их не только в указанном месте, но и во всех других местах текста Сузо. Иначе говоря, метафизика не устраивала его, видимо, не только содержательно, но и по причинам жанрового и дидактического характера: текст, отнесенный к разряду практически ориентированных, не мог содержать пассажи теоретического характера. Экзегетика не может и не должна преследовать спекулятивно-метафизические цели. И поскольку именно на такой связи базируется, в конечном итоге, вся мистика Майстера Экхарта и в значительной степени Генриха Сузо, то не будет безосновательным предположить, что, возможно, в данном случае мы имеем дело со свидетельством нового понимания мистики, возникшего в Париже во второй половине XIV в., оказавшего влияние на via moderna и кульминировавшего, помимо прочего, в трудах Жана Жерсона [239] и движении «нового благочестия» (devotio moderna) [240] – понимания более морального и практического, нежели созерцательно-спиритуалистического, описываемого в квази-метафизических определениях.
239
Jeffrey Fisher. Gerson’s Mystical Theology: A New Profile of its Evolution // A Companion to Jean Gerson / Edited by Brian Patrick McGuire (Brill’s Companions to the Christian Tradition, Volume 3). Leiden, Boston: Brill, 2006, p. 205–248.
240
Подробнее о феномене «devotio moderna» см.: R.R. Post. The Modern Devotion: Confrontation with Reformation and Humanism. Leiden: Brill, 1968.
Во-вторых, составитель сокращенной эрфуртской версии занимает негативную позицию также и в отношении мистической метафорики. Каждому читателю сочинения Сузо хорошо известно, что яркие метафоры и аллегории выполняют в его тексте не только роль словесных украшений, но имеют важное конститутивное значение: они интегрируют в единое целое различные, подчас трудно совместимые друг с другом темы и сюжетные повороты, являясь своеобразными шарнирами, на которых держится все динамически сложное здание текста Генриха Сузо в целом. Все эти метафоры и аллегории из эрфуртской версии удалены. Например, на листе 328r исключен один пассаж, в котором герой Сузо (в данном случае Ученик), жалуясь на свою греховную жизнь, сравнивает чистые безгрешные души с прекрасными цветами (это типичная для литературного стиля Сузо цветочная метафора!): О rubescentes rosae et lilia albescentia ac violae inviolatae, animae videlicet sanctae et immaculatae, intuemini nunc quempraefero serotinum florem [241] .
241
В эрфуртской рукописи опущен значительный расцвеченный яркими образами и метафорами пассаж (Hor 396, 17 – 397, 5), содержащий в том числе и процитированную фразу.
В-третьих, в компиляции отсутствуют картины рая и ада, занимающие в оригинале, особенно в немецкой версии, значительное место и отличающиеся редким по напряженности повествовательным драматизмом. Вся многозначная эсхатология оригинала редуцирована до meditatio mortis, правда, справедливости ради следует заметить, что соответствующая глава из сочинения Сузо заимствована в эрфуртской рукописи почти целиком (как глава IX под характерным названием «De scientia utilissima scire mori») [242] .
242
Ms. UFB Erfurt-Gotha, Dep. Erf. CA 4° 144, f. 337v– 340v.
В-четвертых, в эрфуртской версии подчеркиваются мариологи-ческие мотивы, которые в сочинениях Сузо – в отличие от других немецких доминиканцев (а особенно от Майстера Экхарта) – становятся самостоятельной темой. Соответствующие разделы оригинального текста Сузо, посвященные Деве Марии, превращаются в компиляции в самостоятельную главу (глава X) «Commendatio singularis beate Marie virginis». Кроме того, основной текст этой главы сопровождает изображение головы Девы Марии в короне, а также обращенная к ней молитва, начинающаяся словами «Ille salus, o virgo beata, tuas laudes fileat, qui tefideliter invocat…» и помещенная в маргиналиях внизу листа, на которую в соответствующем месте основного текста имеется специальная ссылка [243] . Все это, несомненно, свидетельствует о том, что эрфуртская версия распространялась в кругах приверженцев учения о непорочном зачатии Девы Марии и в эпоху, когда это учение благодаря не в последнюю очередь университетским теологам приобретало статус церковно общезначимого.
243
Ms. UFB Erfurt-Gotha, Dep. Erf. CA 4° 144, f. 340v.
Следует заметить, что текст Сузо утрачивает при этом не только свою литературную красоту, но и свою богословски сомнительную эксцентрическую эмоциональность, равно как и свою подчас довольно перверсивно инсценированную интимность. Для использования в процессе университетского обучения теологии из него была дистиллирована версия, освобожденная от метафизики, мистической метафорики и эсхатологических представлений и ориентированная на практическую духовность в рамках религиозного поведения, нормы которого формулируются как итог библейской экзегезы. Не исключено, что именно эта модель интерпретации текста Сузо сыграла также существенную роль в формировании позднего иконографического образа и культа блаженного Генриха Сузо как преимущественно деятельного наставника простых душ.
Генрих Сузо
Книга вечной премудрости
Пролог [244]
Стоял как-то после заутрени один брат-проповедник [245] перед распятием и сетовал пред Богом в сердце своем, что не может он вполне созерцать мученичество Его и Страсти Его и что от этого делается ему горько. Ибо именно этого ему на тот час сильно не хватало. И покуда он так сетовал, восхищен он был в своем внутреннем чувстве необыкновенным образом, и в мгновенном ясном озарении был ему такой ответ: «Должен ты пасть ниц сто раз, и каждый раз по-особому созерцать Страсти Мои, сопровождая свои созерцания вожделенным желанием Меня. И каждую Страсть Мою должен ты запечатлевать в себе духовно, страдая через Меня так же, как я страдал, насколько это тебе по силам». И стоял он так просветленный, желая пересчитать созерцания, но смог насчитать лишь не более девяноста. И тогда обратился он к Богу: «Любезный Господи, Ты говорил о сотне созерцаний, я же насчитал их не более девяноста». И тогда напомнили ему еще о десяти, воспринятых им прежде в помещении капитула, когда он, по своему обыкновению подражая Господу, следовал Его пути смертных мук и подходил к тому же самому распятию, что и теперь. И после этого обнаружил он, что запечатлел в себе все сто созерцаний горькой смерти Господа от начала до самого конца. И когда начал он упражняться в том, в чем был наставлен, то его прежняя зачерствелость превратилась в любезную сладость.
244
Перевод выполнен по изданию: Heinrich Seuse. Bdchlein der Ewigen Weisheit // Heinrich Seuse. Deutsche Schriften / Hrsg. von K. Bihlmeyer. Stuttgart, 1907, reprt. Frankfurt a. M., 1966, S. 196–325.
245
Генрих Сузо имеет в виду самого себя.