Книга Вечной Премудрости
Шрифт:
Провести иную отчетливую формальную границу между всеми перечисленными жанрами не представляется возможным, т. к. в известных ситуациях, в зависимости от интенций автора (редактора или, чаще, составителя того или иного манусктрипта), целей верующего (или группы верующих) и особенностей прочтения и интерпретации они могли с успехом заменять друг друга. Более того, все они могли вполне выступать и в качестве медитативного текста. Принимая во внимание эту особенность, можно с полным основанием говорить о том, что «Сто созерцаний» Генриха Сузо специально составлены автором таким образом, чтобы структурно и функционально комбинировать в себе особенности всех мистических жанров – в том числе и для того, чтобы независимо от прочтения, характера рецепции и метода интерпретации все равно в итоге прийти к созерцанию Страстей Христовых. Медитативный текст Сузо имеет, таким образом, интегративный характер, и в этом смысле может восприниматься и как ядро, и как сумма всех мистических жанров и форм. По-видимому, именно это и имел в виду мистик Генрих Сузо, придавая своим «Ста созерцаниям» такое большое значение.
4. Генрих Сузо и западноевропейская университетская культура середины XIV – начала XV вв [188] .
Широкое распространение в эпоху позднего Средневековья немецких и латинских сочинений Генриха Сузо и их популярность, прежде всего в Германии и Нидерландах [189] , можно, по-видимому, рассматривать как следствие общего
188
В основу этой части положены исследования, выполненные в рамках стипендии им. Амплония (Amplonius-Stipendium), предоставленной в летнем семестре 2007 г. теологическим факультетом Эрфуртского университета.
189
Kunzle. Horologium, S. 105–276, 283–289; Bihlmeyer, S. 3*-29*, 136*-163*.
190
Bihlmeyer, S. 3*-45*; Kunzle. Horologium, S. 355–360; Hofmann, Georg. Seuses Werke in deutschsprachigen Handschriften des deutschen Mittelalters // Fuldaer Geschichtsblatter. 45. 1969, S. 113–208.
191
Jose van Aelst. Passie voor het lijden: De Hundert Betrachtungen und Begehrungen van Henricus Suso en de oudste drie bewerkingen uit de Nederlanden. Leuven: Peeters, 2005.
192
Johan Huizinga. Herfsttij der middeleeuwen: Studie over levens– en gedachtenvormen der veertiende en vijftiende eeuw in Frankrijk en de Nederlanden. Amsterdam: Uitg. Contact, 1997; немецкий перевод: Johan Huizinga. Herbst des Mittelalters: Studien dber Lebens– und Geistesformen des 14. Und 15. Jahrhunderts in Frankreich und in den Niederlanden / Hrsg. von Kurt Koster. Stuttgart: Kroner, 1987; русский перевод: Й. Хёйзинга. Осень Средневековья. Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV вв. во Франции и Нидерландах / Перевод Д.В. Сильвестрова. М.: Наука, 1988.
Любопытный пример адаптации наследия Генриха Сузо к этим формам религиозности демонстрируют миниатюры датируемого XIV в. страсбургского манускрипта, содержащего список «Экземпляра» (Ms. 2929, Bibliothbque Nationale et Universitaire Strasbourg). На листе 27r этой рукописи изображен «Служитель Вечной Премудрости» в образе страдающего монаха-доминиканца. Его плоть терзают безжалостные псы, львы, змеи и насекомые, злые демоны льют на него сверху нечистоты. Одно демонообразное существо буравит его щеку, другое целится в него из лука. Видя муки Служителя, ухмыляющаяся обезьяна цинично строит ему гримасы. Служитель стойко переносит боль и унижение, но его смиренная поза не успокаивает. Напротив, она лишь подчеркивает крайнюю экспрессивность и экстравагантность изображенного на миниатюре.
Очевидно, что для университетской теологии подобная образность была не просто чуждой – в ней видели провокацию, время от времени вынуждавшую подозревать вызвавшие эту образность к жизни умонастроения в ереси. Но в отличие от осужденного и официально запрещенного Майстера Экхарта в запрете Генриха Сузо, сочинения которого получили такое широкое хождение, что их уже невозможно было игнорировать, не было, по-видимому, никакого смысла – уж слишком ортодоксальным и подчеркнуто церковным было все то, что написал этот доминиканец. Поэтому встал вопрос о том, как следует церковно адаптировать и богословски интерпретировать его тексты. Иначе говоря, перед богословами, прежде всего университетскими, обучавшими студентов, по большей части уже знакомых с народным культом Сузо и его сочинениями, встала проблема нахождения мистике этого автора правильного места в сложившейся системе богословской теории и религиозной практики, которое бы позволило заведомо исключить или, по крайней мере, нейтрализовать в будущем все догматически опасные интерпретации его текстов.
При взгляде на исследовательскую литературу о Генрихе Сузо обращает на себя внимание если и не полное отсутствие, то явная недооценка различных форм рецепции его сочинений в эпоху позднего Средневековья. Кроме того, на фоне все увеличивающегося количества публикаций об этом рейнском доминиканце как «мистике» и «духовном наставнике» Генрих Сузо как богослов и критик сложившейся в его время модели богословского образования остается фигурой малоизвестной. Это тем более бросается в глаза на фоне проведенных в последние годы источниковедческих исследований в области немецкой доминиканской философско-богословской школы и немецкой мистики XIII–XIV вв., приведших к существенному смещению парадигм в этой области медиевистики [193] . Именно эти новые исследовательские перспективы сделали возможным появление и тех немногих публикаций, которые заставляют взглянуть по-новому на место и значение Генриха Сузо в контексте развития позднесредневековой теологии.
193
Речь идет, прежде всего, о критических изданиях сочинений Майстера Экхарта, Дитриха Фрайбергского, Бертольда из Моосбурга и других представителей так называемой «немецкой доминиканской школы» и публикациях таких специалистов, как Г. Штер, Л. Стурлезе, Ф. Лёзер, Н. Ларгир, А. Шпеер, А. Беккаризи, В. Зеннер, У Керн, Ф. Леппин, Г. Вальтер, В. Горис, М. Эндерс, Б. Мак-Гинн, К. Ру, А. де Либера.
Важными свидетельствами рецепции сочинений Генриха Сузо и их влияния на различные стороны интеллектуальной и духовной культуры позднего Средневековья являются рукописные сборники теологического, душеполезного или мистического характера. В собраниях средневековых рукописей они представлены в большом количестве, с трудом поддающемся точному подсчету и анализу. Однако до недавнего времени считалось само собой разумеющимся, что все рукописи с текстами Сузо не имеют, просто не могут иметь какого-либо отношения к университетской схоластической культуре. В качестве аргумента здесь служило то, что Генрих Сузо, в отличие от своих собратьев по ордену Альберта Великого, Фомы Аквинского, Дитриха Фрайбергского, Майстера Экхарта, не только никогда не преподавал в университете и поэтому не писал соответствующих схоластических текстов, но и никогда не учился в Париже; известно только, что он одно время обучался в доминиканской высшей школе (studium generate) в Кёльне, но никаких однозначных свидетельств о ее окончании Сузо не сохранилось. Несмотря на интеллектуальную
Между тем, существует одна рукопись, содержание которой может свидетельствовать о том, что тексты Генриха Сузо, прежде всего латинские, были не просто известны в университетской среде, но и активно использовались в процессе обучения на теологических факультетах таких ведущих средневековых университетов, как Парижский, Кёльнский и Эрфуртский. Речь идет о входящем в состав библиотеки Амплония (Bibliotheca Amptoniana) манускрипте CA 4° 144 (старая сигнатура: Amploniana Quart. 144), ныне хранящемся в Эрфурской университетской библиотеке (Universitats– und
Forschungsbibliothek Erfurt-Gotha, Dep. Erf.). Согласно составителю каталога «Амплонианы» В. Шуму [194] , три части, составляющие эту рукопись (Glossa prolixa super libro psalmorum, ex dictis doctorum collecta, Glossa super canticis veteris et novi testamenti, Excerptum de Horologio Sa-pientiae), были записаны и соединены вместе около 1348 г.
Однако в пользу этой даты говорит всего лишь одна-единствен-ная плохо читаемая пометка, причем сделанная не рукой писца и не на листах, содержащих указанные три части, а на отдельном листе, вставленном перед основным текстом, возможно, уже после сведения всех частей кодекса воедино [195] . Вильгельм Шум прочитывает эту пометку следующим образом: A.D. M°CCC°XLVIII° fuit mihi Io(hannes?) concessa fraternitas spiritualis ad sanctam Ia(cobum?) in vigilia Barbare. По его мнению, она была сделана кёльнским профессором теологии Иоанном де Вазия [196] . Оба эти утверждения В. Шума представляются довольно сомнительными, во-первых, по палеографическим, во-вторых, по хронологическим соображениям. Все известные несомненные автографы Иоанна де Вазия, хранящиеся в Bibliotheca Amploniana в большом количестве [197] , имеют мало общего с почерком, которым сделана процитированная запись. Кроме того, 1348 г. для скончавшегося в 1395 г. Иоанна де Вазия представляется слишком уж ранней датой. Тщательное исследование указанной записи заставляет внести в предложенную В. Шумом датировку существенную корректуру, а именно, по моему мнению, вместо 1348 г. следует читать 1398 г. Причиной некорректной датировки В. Шума, по-видимому, стало неясно написанное, да к тому же графически несколько искаженное небольшой кляксой, удлинившей сверху «С°» и превратившей ее в «L°», сокращение для латинской даты. Иначе говоря, вместо M°CCC°XCVIII° он прочитал M°CCC°XLVIII°. Дата 1398 г. представляется мне более правдоподобной, в том числе и потому, что, как будет показано далее, манускрипт действительно имеет непосредственное отношение к Иоанну де Вазия, даже если приведенная запись и сделана не его рукой.
194
Schum, Wilhelm. Beschreibendes Verzeichnis der Amplonianischen Handschriften-Sammlung zu Erfurt. Berlin: Weidmannsche Buchhandlung, 1887, S. 401.
195
Ms. UFB Erfurt-Gotha, Dep. Erf. CA 4° 144, Vorblatt Ilr.
196
Schum, S. 401.
197
За подробную информацию о рукописях Иоанна де Вазия в составе Bibliotheca Amploniana я глубоко признателен д-ру Бригитте Пфайль-Аманн.
В каталоге В. Шума [198] отсутствует также точная идентификация авторства всех трех частей манускрипта CA 4° 144. Относительно авторства первой, самой большой части рукописи, он просто воспроизводит запись на титульном листе: Ego Iohannes, dictus Eigh, na-tione Gallicus,postillavihocpsalterium usque ad psalmum „Super flumina“ de postillis magistri Hugonis ordinis Predicatorum cardinalis [199] . Однако в период XIII – первой половины XIV вв. были известны два кардинала, выходца из ордена братьев-проповедников, носивших имя Гуго. Первым был Гуго а Санкто Каро, или Сен-Шер (кардинал с 28 мая 1244 г., ум. 8 декабря 1264 г.); до того как стать кардиналом он некоторое время был «сентенциарием» (lector sententiarum), а затем профессором теологии (1229–1233 гг.) в Парижском университете [200] . Второй – это Гуго Айцелин де Бийом Альвернский (ум. 28 декабря 1297 г.). С 1280 по 1282 г. он также был lector sententiarum в Париже, а с 1282 по 1284 г. – magister actu regens in theologia, т. е. ординарным профессором теологии Парижского университета; 16 мая 1288 г. папа Николай IV возвел его в сан кардинала [201] .
198
Schum, S. 401–402.
199
Ms CA 4° 144 der UFB Erfurt-Gotha, Vorblatt IIv; Schum, S. 401.
200
Thomas Kaeppeli OP. Scriptores Ordinis Praedicatorum Medii Aevi. Vol. II: G-I. Romae: Ad S. Sabinae, 1975, p. 269–281.
201
Kaeppeli II 251–253.
Любопытно, что «Horologium Sapientiae» Генриха Сузо также посвящен одному высокопоставленному доминиканцу по имени Гуго, а именно генерал-магистру ордена братьев-проповедников Гуго де Восемену Галльскому [202] : Sane imperfectum meum tam scientiae quam vitae recognoscens, vobispatri filiorum amabili Hugoni, magistro ordinis praedicatorum venerabili, hoc opus transmittere curavi, qui et auctoritate ceteros praecellitis et honore magisterii theologicae scientiae polletis et, quod his maius est, lumine quoque aeternae sapientiae ac donis spiritualibus praeditus estis, ut litterae vestrae exhortatoriae satis declarant, in quibus filios dilectos admonitione paterna adpacem et fraternam caritatem, ad disciplinae rigorem et fervorem devotionis, ad conformitatem Christi Jesu, ac omnium virtutum perfectionem tanta sollicitudine excitatis [203] . Гуго де Восемен Галльский занимал пост генерал-магистра ордена с 1333 по 1341 гг.; как и многие другие ученые доминиканцы, он обучался на теологическом факультете Парижского университета, где потом был «сентенциа-рием» (1320 г.) и профессором (1323 г.).
202
О нем см.: Kaeppeli II, 281–282.
203
Hor 367, 24-368, 9.