Книги крови V—VI: Дети Вавилона
Шрифт:
Он целовал ее, глотал заразу вместе с ее слюной. Его руки соскребали чумные клетки с ее тела, как песок. Этого он, конечно, не знал, доверчиво обнимаясь со смертельной язвой, вбирая ее в себя с каждым толчком.
Наконец он кончил Не было ни метаний, ни стонов. Он просто остановил свой механизм и встал с нее, обтерся о край простыни и застегнулся.
Провожатые уже звали ее. Ей предстоял путь и возрождение в конце. Но она не хотела идти, по крайней мере сейчас. Ее душа заняла удобную позицию и смотрела на Кэвенага, на его лицо. Взглядом (или по крайней мере той способностью видеть,
Пора в путь, настаивали голоса. Элейн знала, что они не будут долго ждать. Среди голосов она услышала чей-то знакомый.
— Еще немного, — умоляла она, — пожалуйста, еще немного.
Кэвенаг закончил свое грязное дело. Он поправил одежду перед зеркалом и вышел. Она последовала за ним, заинтригованная поразительно банальным выражением его лица. Скользнув в ночной коридор и вниз по лестнице, он дождался, пока портье отвлечется, и вышел на улицу. Небо было светлым — то ли уже утро, то ли рождественская иллюминация. Элейн наблюдала за Кэвенагом из угла комнаты дольше, чем думала, — теперь часы для нее летели как мгновения. И лишь в самый последний момент она получила награду за свою настойчивость, пробежав взглядом по его лицу. Голод! Он был голоден. Он не умрет от чумы, как не умерла она. Чума впиталась в него: кожа заблестела и в животе родилось новое ощущение голода.
Он вошел в нее маленьким убийцей, а вышел Большой Смертью. Элейн рассмеялась при виде того, каким неожиданным образом оправдались ее догадки. На мгновение его шаги замедлились, как будто он мог слышать ее. Но нет — он слушал барабанщика, который все сильнее бил у него в ушах, при каждом его шаге требуя новой смертоносной силы.
Они заплатили кровью
(пер. с англ. В. Шитикова)
Лок поднял глаза на деревья. Ветер шумел в их тяжелых ветвях, как река в половодье. Имитация, одно из множества подражаний. Когда он впервые попал в джунгли, то был поражен бесконечным разнообразием зверей и растений в извечном круговороте жизни. Но это буйство природы было обманчиво, джунгли лишь прикидывались райским садом. Там, где праздный путешественник восторгался сияющим великолепием, Лок замечал тайный сговор в действии, когда каждая вещь видится не такой, какова она есть. Деревья и река, цветок и птица, крылышко мотылька и глаз обезьяны, спина ящерицы и солнечный свет на камне — повсюду идет головокружительная смена воплощений, как в зеркальной комнате, где ощущения неверны и самый рассудок гибнет. Что ж, посмотри на нас, думал он, стоя возле могилы Черрика. Посмотри, как мы играем в эту игру. Мы живы, но играем мертвых лучше, чем сами мертвые.
Тело превратилось в сгусток запекшейся крови, когда они засунули его в мешок и понесли хоронить
Тетельман попытался произнести молитву на испанском, но его голос утонул в шуме деревьев и криках птиц, спешивших вернуться в гнезда до наступления темноты.
Не окончив молитву, они вернулись в прохладу дома. Там сидел Стампф и, тупо вперив взгляд в темное пятно на полу, пил бренди.
Снаружи двое нанятых Тетельманом индейцев засыпали рыхлой тропической землей мешок с Черриком, торопясь закончить работу и убраться до темноты. Лок выглянул из окна. Могильщики работали молча; засыпав неглубокую яму, они начали утрамбовывать землю своими жесткими, как подошва, ступнями. Их притаптывания вдруг приобрели определенный ритм; Лок решил, что они набрались плохого виски. Он знал немногих индейцев, которые не напивались как скоты. А эти, шатаясь, устроили танцы на могиле Черрика.
— Лок?
Он проснулся. В темноте светился кончик сигареты. Когда курильщик затянулся, вспыхнувший огонек высветил из ночной тьмы изможденные черты Стампфа.
— Ты не спишь, Лок?
— Что тебе нужно?
— Я не могу уснуть, — произнесла маска. — Я все думал. Послезавтра из Сантарема прилетит транспортный самолет. Мы можем оказаться там через несколько часов, вдали от всего этого.
— Конечно.
— Я имею в виду, можем вернуться навсегда, — уточнил Стампф.
— Навсегда?
Стампф прикурил новую сигарету от старой.
— Я не верю в проклятия, не думай.
— При чем здесь проклятия?
— Но ты же видел тело Черрика, что с ним случилось…
— Это просто болезнь, — сказал Лок. — Как это она называется, когда кровь неправильно свертывается?
— Гемофилия, — ответил Стампф. — Он не страдал гемофилией, и мы оба это знаем. Я видел не раз, как он получал порезы и царапины, и они заживали не хуже, чем у нас с тобой.
Лок прихлопнул москита на своей груди и растер его пальцами.
— Отлично. Тогда от чего он умер?
— Ты лучше меня видел его раны. Мне кажется, его кожа просто расползалась от малейшего прикосновения.
Лок кивнул.
— Да, похоже на то.
— Может, он чем-нибудь заразился от индейцев?
Лок задумался.
— Я не касался ни одного из них.
— И я тоже. А он коснулся, помнишь?
Он помнил. Такое нелегко забыть, как ни старайся.
— Боже, — простонал он, — что за идиотизм.
— Я отправляюсь в Сантарем. Не хочу, чтобы они пришли за мной.
— Они не придут.
— Откуда ты знаешь? Мы вляпались по уши Мы могли бы подкупить их или согнать с земли как-нибудь по-другому.
— Сомневаюсь. Ты же слышал, что сказал Тетельман: земля предков.
— Можешь забрать мою часть этой земли, — сказал Стампф. — Мне она не нужна.
— Что это значит? Ты собираешься смыться?
— Я чувствую себя преступником У нас руки в крови, Лок.
— Делай что хочешь.
— Я и делаю. Я не такой, как ты. Я никогда не имел склонности к таким вещам. Купишь мою треть?