Книги крови V—VI: Дети Вавилона
Шрифт:
— А вы напишите книгу, — предложил Гарри. — Поведайте людям историю Сванна от начала и до конца. Я слышал, вы долго были с ним рядом.
— О да, — кивнул Валентин. — Достаточно долго, чтобы знать правду, но не болтать об этом.
С этими словами он удалился, оставив цветам их увядание, а Гарри — кучу загадок.
Двадцать минут спустя Валентин вернулся с подносом еды: огромная порция салата, хлеб, вино и стейк. Последний лишь на один градус отстал от уголька.
— О, то что надо! — Гарри с жадностью набросился на еду.
Доротея Сванн больше не показывалась, а Гарри о ней, видит бог, частенько
Гарри выпил полграфина вина, принесенного Валентином, и, когда три четверти часа спустя тот появился с кофе и кальвадосом, попросил не уносить бутылку.
Близилась ночь. На ближайшем перекрестке шумели машины. От нечего делать Гарри подошел к окну и принялся разглядывать улицу. На тротуаре двое любовников затеяли громкую ссору и умолкли лишь тогда, когда брюнетка с заячьей губой и пекинесом на поводке остановилась рядом и бесстыдно уставилась на них. В окне напротив готовились к вечеринке: заботливо накрытый стол, зажженные свечи. Через час подглядывание вселило в Гарри уныние. Он позвонил Валентину и спросил, не найдется ли в доме переносного телевизора. Сказано — сделано, и в течение следующих двух часов, устроившись перед стоящим на полу среди орхидей и лилий маленьким черно-белым экраном, Д’Амур пересмотрел все бестолковые передачи, что предлагало ему телевидение. Серебристый отсвет мерцал на цветах, как робкий лунный свет.
Пятнадцать минут первого ночи, когда в окне напротив званый ужин был в разгаре, явился Валентин и спросил:
— Стаканчик на сон грядущий?
— С удовольствием.
— Молока или чего покрепче?
— Чего покрепче.
Валентин принес бутылку превосходного коньяка и два бокала Они вместе выпили.
— За мистера Сванна.
— За мистера Сванна.
— Если ночью вам что-нибудь понадобится, — сказал Валентин, — я в комнате прямо над вами. Миссис Сванн внизу, так что услышите шаги — не волнуйтесь. Ей сейчас не спится.
— А кому сейчас спится? — вздохнул Гарри.
Валентин оставил его наедине с бессонницей. Удаляющиеся шаги прозвучали на лестнице, затем проскрипели доски пола этажом выше. Гарри попытался вновь сосредоточиться на фильме, который смотрел до прихода Валентина, но нить сюжета он упустил. До рассвета было далеко; в Нью-Йорке началась полная развлечений ночь пятницы.
Картинка на экране вдруг задергалась. Гарри поднялся, направился к телевизору и — не дошел. Он успел сделать лишь два шага от своего кресла, когда прыгающий кадр на экране свернулся в точку и погас, погрузив комнату в кромешную тьму. Гарри хватило мгновения, чтобы заметить: окна не пропускают свет с улицы. И тут началось безумие.
В темноте родилось движение: какие-то смутные формы взлетали и опадали. За долю секунды Гарри распознал их. Цветы! Невидимые руки, раздирая венки и гирлянды, подбрасывали цветы вверх. Он проследил за их падением: до пола цветы не долетали, словно доски потеряли веру в свою материальность и исчезли. Цветы падали — вниз,
Гарри резко развернулся, ища глазами кресло — единственный статичный материальный предмет в этом кошмарном вихре. Смутно различимое во мраке, оно оставалось на месте. Осыпаемый вырванными цветами, Гарри потянулся к нему. В то мгновение, когда его ладонь легла на подлокотник, пол под креслом растворился и, подсвеченное мертвенно-бледным сиянием, плеснувшим из провала под ногами Гарри, кресло ухнуло в пропасть, кувыркаясь на лету и уменьшаясь до размеров булавочной головки.
А затем все исчезло: и цветы, и стены, и окна. Все, кроме одного — самого Гарри.
Пожалуй, не все. Остался гроб Сванна — половина крышки по-прежнему поднята, покров аккуратно отвернут от изголовья, как простыня на детской кроватке. Постамент отсутствовал, как, впрочем, и пол под ним Гроб парил в темноте, словно являл миру некий извращенный иллюзион. Он сопровождался рокочущим звуком из разверзшихся глубин, напоминающим барабанную дробь.
Гарри почувствовал, как по зову бездны последний островок тверди ушел из-под ног в никуда На одно кошмарное мгновение он завис над провалом, лихорадочно пытаясь ухватиться за край гроба Правая рука нащупала одну из рукоятей и с благодарностью сомкнулась на ней. Вес тела едва не выбил плечо из сустава, но Гарри удалось выбросить вверх вторую руку и уцепиться за край гроба Странная получилась спасательная шлюпка, но не менее странным было и море, по которому она дрейфовала. Беспредельно глубокое, беспредельно жуткое.
В тот момент, когда Д’Амур попытался поудобнее ухватиться руками, гроб качнулся. Гарри поднял голову и увидел, что покойник сел. Глаза Сванна были широко распахнуты, а взгляд, обращенный к Гарри, безжалостен. В следующее мгновение мертвый иллюзионист, извиваясь, начал выбираться из-под закрытой части крышки, чтобы подняться на ноги. С каждым его движением парящий гроб раскачивался сильнее. Встав в полный рост, Сванн попытался сбросить своего гостя, ударив каблуком по судорожно сжатым пальцам Гарри. Обратив лицо к Сванну, Гарри взглядом умолял его остановиться.
Великий Притворщик представлял собой впечатляющее зрелище. Глаза его едва не вываливались из орбит, разодранная на груди рубашка обнажала глубокую свежую рану, откуда холодная кровь хлестала прямо на запрокинутое лицо Гарри. Каблук; вновь безжалостно опустился на его пальцы, и Гарри почувствовал, как рука ослабевает. Сванн, чуя приближение своего триумфа, оскалился.
— Падай, парень! — скомандовал он. — Падай!
Гарри больше не мог. В отчаянном усилии спастись он отпустил рукоять, которую сжимала правая рука, и попытался схватить Сванна за ногу. Его пальцы ощутили кромку ткани брюк мертвеца и дернули за нее. Улыбка исчезла с лица потерявшего равновесие иллюзиониста. В попытке опереться спиной на открытую половину крышки он отшатнулся назад, но от резкого движения гроб опасно накренился. Бархатный покров полетел мимо головы Гарри, за ним — цветы.