Княгинины ловы

Луковская Татьяна

Сеча на мгновение замерла. Все невольно оборотились на север. Разбрызгивая серебряными струями воду, через брод переправлялся большой отряд ратников.

– Отходить надо!
– крикнул Найдену один из воев.

– Успеем, далече еще!
– отмахнулся крючконосый, лицо его выражало плохо скрываемую досаду.
– Помоги мне, прикончим его, а там и отступим, - отбрасывая благородство, приказал он своему дружиннику. Вдвоем они накинулись на Димитрия, но у того как будто утроились силы. Зная уже, что помощь рядом, он лихо

уворачивался от обоих, не забывая наносить удары. Найден никак не мог к нему подступиться. Его вои между тем все чаще и чаще тревожно стали оглядываться на полуночь, им не терпелось покинуть место битвы. Залесский отряд уже скакал по равнине.

– Воевода, уходить надобно, перекроют вход в овраг, поляжем все здесь!
– продолжал настаивать заозерский дружинник.

– Ты-то уж точно, - прокричал Димитрий, широко размахнувшись мечом, и голова воя кровавым шаром покатилась в измятую траву.

– Уходим!
– раздался крик среди бежских дружинников, и они устремились вниз по крутому северному склону.

– Куда, куда?!! Назад!
– заорал Найден, но его уже никто не слушал. Бросив налитый кровью взгляд в сторону Димитрия, он резко развернул коня и кинулся догонять своих молодцов. В это время по воздуху пронесся низкий протяжный свист, и копье, пущенное могучей рукой, вонзилось бежскому воеводе между лопаток. Он широко вскинул руки и снопом рухнул вниз, правая нога осталась в стремени, и конь потащил тело за собой.

Князь обернулся посмотреть, кто так ладно метнул копье. То был Вышата.

– Крепок еще твой старый хрыч!
– улыбнулся воевода.

1. Ярослав Осмомысл - князь Галицкий (1153-1187), пытался заставить бояр признать своим наследником рожденного вне брака сына Олега.

XII. У тестя в гостях.

Димитрий оглянулся вокруг: из его и без того малого отряда на конях были лишь девять воев. В живых остались только один из четырех конюхов, бортник и Жидятка.

Из лежавших на земле чернореченцев все казались мертвыми, кроме Чурилы. Тот, морщась от боли, пытался вытащить ногу из-под убитой лошади. Левая рука его безвольно болталась, перебитая заозерской палицей. Князь с Вышатой кинулись ему помогать, оттаскивая издыхающее животное. Тут же подлетела Аринка, но, увидев князя, смущенно остановилась поодаль.

– Что стоишь, подходи уж, перевязывай, - махнул ей головой Димитрий.
– А где Пахомий?!
– сердце резко стукнуло, так что отдало в уши.

– Здесь он!
– отозвалась Елена, они с Пересветовной склонились над молодым боярином. Димитрий подбежал к ним, падая перед другом на колени. Трясущимися руками он приподнял голову и стащил помятый шлем.

– Да живой я, живой! Не трясите меня, кружится все, - слабым голосом произнес Пахомий, из его ушей и носа тонкими струйками текла кровь.

– Эк тебя угораздило, Пахомушка, ну, ничего, полегчает, -

по щекам у князя потекли слезы, он быстро начал смахивать их грязными руками.

– Переложить его на телегу надобно да вставать не давать, - подала голос Акулька.
– Мы с Жидятой сейчас ему настелем. Чего стоишь как соляной столб?!
– прикрикнула она на застывшего с очумевшими глазами холопа.
– Среди разбитой поклажи ковер ищи.

Жидятка опомнился, рванул вниз к разбитым коробам и вскоре вернулся с какой-то большой тряпицей:

– Вот, может, подойдет, а на дно телеги я сейчас травы нарву, чтоб мягче было, - протянул он смятую ткань Акульке.

Елена ахнула, выхватывая полотно из рук холопки:

– Это же моя пелена!
– и она горько зарыдала, зарывшись лицом в измятое, изодранное шитье.
– Ведь я же для вас... я же в храм хотела... чтоб красиво...

– Ну, не надо, не надо, душа моя, - бросился утешать ее Димитрий.
– Починить ее еще можно. Я тебе новых ниток золотых достану, да оксомита, да паволоки... Ну, получилось так, прости... за все прости, - прижимая ее головку к своей груди, вымолвил наконец князь слова, давно вертевшиеся на языке.

– Хватит рыдать, супружники, тестя пора встречать, уж подъезжает, - указал вниз Вышата.

Залессцы поравнялись с балкой, по которой ушли остатки бежской дружины. Впереди большого войска ехал немолодой муж, его уже хорошо можно было рассмотреть с холма. Он был среднего роста, худощав, с дородной густой бородой, с проседью, но не такой белой, как у Вышаты. В седле, несмотря на возраст, всадник держался молодецки, выпрямив спину и расправив плечи.

– Батюшка!
– обрадовалась Елена и прямо с пеленой в руках быстро побежала вниз с холма. Димитрий растерянно посмотрел ей вслед.

– Ну, что стоишь-то?
– толкнул его в спину воевода.
– Комоня своего да княгининого под уздцы бери и к ним иди, а сзади мы неспешно подъедем.

– Ретивый захромал, - буркнул Димитрий, он хоть и отдал своего коня Елене, с заозерцами все же бился на Ретивом, так привычнее. Какое-то гадкое волнение охватило князя, и от этого он сам на себя злился.

– Моего возьми, - сдавленным голосом прошептал Пахомий.

– Гляди - ты, уже советы раздает, - улыбнулся Вышата, - поправится, а вы тут над ним рыдаете.

– Вон того возьму, - указал Димитрий на коня Найдена. Красавец комонь мирно щипал траву у подножия, изуродованный труп хозяина по-прежнему был прицеплен к стремени. Взяв Ярого под уздцы, Чернореченский князь стал медленно спускаться. Он высвободил ногу бежского воеводы, властно похлопал коня врага по загривку.

– Пошли, - скомандовал Димитрий, животное послушно поплелось за новым хозяином.

Елена, между тем, не останавливаясь, мчалась в объятья к отцу. Мстислав, узнав ее, быстро спешился и заторопился навстречу.