"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Торлейв лишь мельком глянул на гору жита – его взгляд сразу упал на Прияну. Она стояла возле жертвенника, обернувшись к воротам – уже заметила их появление. При виде ее лица у Торлейва что-то растаяло и растеклось огнем в груди. Хоть он и обещал себе хранить спокойствие – вся решимость куда-то испарилась. Медленно подойдя, он взял Прияну за руки и поцеловал – скорее почтительно, чем страстно, к чему располагало и само место, но с таким восторженным чувством, будто целует настоящую богиню. Невольное благоговение, которое в этот миг он испытывал, даже увеличило его наслаждение от этого поцелуя.
Да и чем
Прияна подалась к Торлейву, прикрыв глаза, и от этой покорности богини он ощутил себя равным ей – или выше, как мужчина выше женщины. Не ему, Торлейву сыну Хельги, принадлежало право приносить жертвы на этом камне, у этой Живы имеется другой Перун, но в этот миг в ее сердце правил он один. Этот краткий миг был драгоценным даром, из тех, что навек поселяются в душе и питают силой.
Открыв глаза, Прияна взглянула на Торлейва несколько отстраненно, но доброжелательно.
– Будь жив!
– Рад тебя видеть, – тихим, более низким и хриплым от волнения голосом приветствовал ее Торлейв.
Никакие слова не моги бы сказать больше, чем он уже сказал своим поцелуем, и Прияна на миг опустила веки, показывая, что поняла.
– Тебе сказали, что я задумала?
– Так это ты? Я думал, Эльга…
– Я хочу, чтобы вы с Браней были «жатвенной свадьбой». Завтра приготовься – оденься получше.
– Я? С Браней?
Торлейв рассмеялся и оглянулся на Браню, что с независимым видом рассматривала венки на камне. Она была достаточно взрослой, чтобы понять, что не только родственная любовь связывает одного ее брата с женой другого ее брата, – лицо Торлейва ясно выдавало эту тайну, – но своим спокойствием выражала веру, что до беды дело не дойдет. Что же до чувств – Бране лишь предстоит познакомиться с этим безбрежным и непознаваемым морем, от которого так много зависит в жизни и смерти человеческой, и она не без любопытства наблюдала, как тянется вверх один такой ядовитый росток.
– Красивее вас нет в Киеве пары. А тебе в дальнюю дорогу собираться – удача понадобится.
Они помолчали.
– Ты согласна… ты хочешь, чтобы я за ней съездил?
– Видно, судьба тебе. – Прияна вздохнула. – Тем летом я было подумала тебя самого на Орче женить.
– Эльга мне говорила.
– Да передумала. Сама не знаю почему…
Прияна отвела глаза: на самом деле как раз знала. В тот миг, когда она впервые поняла, что хочет любви Торлейва, предложить ему в жены свою племянницу язык не повернулся.
– Она похожа на тебя?
– Ничуть не похожа. Да ты ее видел. Той зимой она все время вокруг меня вертелась. Но тогда она еще девчонкой была, поневу не надели. А коса уже была в руку толщиной… – Прияна посмотрела на запястье Торлейва: нет, таких кос не бывает. – Ну, в ее собственную.
– Похожа или нет… Все равно не хочу.
Торлейв попытался представить деву, схожую с Прияной, но этот образ его не порадовал. Он не хотел другую Прияну, пусть даже эта, единственная, была ему недоступна. Поняв это, она благодарно сжала его руку.
–
Прияна подошла к жертвеннику, отломила три колоска с венка-зажинника и обвязала обрывком красной нити с него же.
– Держи. Чует мое сердце, тебе удача понадобится. Возьми у матери платок, пусть она завяжет, нашепчет, и всегда носи с собой.
– Ты так говоришь, будто я и правда на три года уез…
Прияна протянула руку и закрыла ему рот.
– Наговоришь еще! – со строгим и ласковым упреком сказала она.
Торлейв прижал ее пальцы к губам, отпускать не хотелось. Сколько бы ни проездить, все равно покажется долго.
Прияна молчала, не отнимая руки, только глубоко дышала. Сама не знала, чего пожелать: возвращайся скорее? Возвращайся нескоро, лишь когда все пройдет? Помни меня? Забудь меня? Любой выбор был по-своему тяжек, но какой-то сделать надо.
– Я буду тебя ждать… – прошептала Прияна, и в этом слышалось «сколько бы ни привелось».
Торлейв прижал ее руку к своей груди, словно говоря: ты всегда будешь вот здесь. Пока она его ждет – его удача в безопасности.
Прияна отняла руку и первой пошла к воротам святилища. Сердце переменчиво – в этом и горе, в этом и спасение. Пусть он уезжает, пока добрые люди Святославу не нашептали о слишком близкой дружбе меж его женой и его же двоюродным братом. Еще одного раздора семья не переживет.
Назавтра начались Дожинки. При стечении народа Прияна дожала последнюю полоску на дальнем поле, вместе с большухами заплела последний пучок колосьев в «Велесову бороду», зарезала красного петуха, полила его кровью корни, а тушку зарыла у края поля. Потом женщины разлеглись в одних сорочках прямо на землю вокруг «бороды» и стали вопить, призываю землю-матушку отдать их растраченную силу. Последний сноп подняли на широкую доску и понесли к Киеву, а перед ним шла «жатвенная свадьбы» – Торлейв и Браня рука об руку, наряженные женихом и невестой, как образ грядущих после сбора урожая осенних свадеб. Возглавляла всех Прияна, поверх сорочки и плахты обвязанная пучками колосьев, с венком из колосьев на голове – живой ходячий сноп, сама земля-мать в наиболее желанным для людей урожайном убранстве. На Святой горе ее поставили на щит и подняли почти к небесам, а народ внизу кричал: «Слава, слава!», в лице княгини молодой благодаря землю-мать за пропитание на предстоящую зиму.
Потом начались пиры. Сперва старейшины угостились пивом прямо на площадке святилища, полив и жертвенник с его венками, потом перешли на Эльгин двор. Назавтра последний сноп перенесли на Олегову гору, поставили перед княжьим столом и снова пировали, пока не повалились на пол. Еще несколько дней тот же сноп ходил по гостям, по дворам всех знатных киян, разнося благословение богов. Везде угощали хлебом нового урожая, кашами с маслом, мясом, яичницей, пирогами со всевозможными начинками, пивом. Торлейв часто видел Прияну в эти дни. Дух захватывало от восторга перед ее красотой, но и жутко делалось: вслед за жатвенными пирами нагрянет зима, покроет все снежной белизной, и Жива скроется – растает, накормив весь род человеческий. Как они встретят весну, загадывать было рано, и никогда еще Торлейву предстоящая зима не казалась такой длинной. Даже когда ездили в Тевтонское королевство.