"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19

Дворецкая Елизавета Алексеевна

Станибор и Равдан переглянулись и дружно ухмыльнулись чему-то своему…

* * *

Уже почти рассвело, но в западной стороне на шелково-синем небе стояла луна, желтовато-серебряная, яркая, и будто не собиралась никуда уходить. Нынче было время ее торжества – самые короткие дни, самые долгие ночи. Гриди просыпались, челядинки подавали утреннюю кашу, хлеб, козий сыр. Взгляд Торлейва сам собой прыгал к двери, когда там появлялась очередная женщина, хотя он сразу видел по невысокому росту, что не та. Дединка так и не появилась, и Торлейв с трудом отгонял разочарование. Сам не заметил, как вышло, что видеть ее стало почти потребностью; если она не попадалась на

глаза целых полдня, ему чего-то не хватало.

Ближе к середине дня явился отрок с Равданова двора: мол, хозяева ждут. С тремя бережатыми Торлейв отправился в гости – совсем недалеко, воеводский двор стоял от княжеского в ближайшем соседстве. Заметны были приготовления к завтрашнему празднеству: от клети-хлебни веяло свежим печеным хлебом, пирогами. Дымила «мясная яма», выложенная изнутри камнем, рядом сидели двое отроков, подкидывая полешки: яму заранее обогревали разведенным на дне огнем, чтобы заложить печь баранью или свиную тушу.

Встретили Торлейва хозяева – Равдан и Ведома, других гостей не было. Нарядная Рагнора сидела на ларе, занятая шитьем наряда из козьих шкур: на завтрашние гулянья. Этим же делом занимались и на последних перед Карачуном «веселых посиделках», чтобы завтра ночью все жители Свинческа могли предстать в виде мертвецов, зверей и прочих кудесов.

По строгому взгляду отца Рагнора с видимой неохотой оставила работу, сползла с ларя и взяла из рук матери рог с пивом.

– Покажи гостю, хорошо ли тебя выучили, – со свойственной ему властностью, мягкой и в то же время неуловимо угрожающей, велел дочери Равдан. – В Киеве женщины сведущие нужны.

Торлейв в душе восхитился умением этого человека наводить жуть, ничего такого не делая. Сам голос его, мнимо-спокойный, убеждал: будет как я сказал и никак иначе. Эта способность роднила его с Мистиной. Но все же Мистина был умнее, а значит, сильнее, и мысль о нем поддерживала Торлейва в предстоящем поединке. Его прислали сюда, как во времена Сигмунда и Синфиотли посылал отроков в лес, – чтобы показали, на что способны и чему научились.

Рагнора подошла, не поднимая глаз, а встав перед Торлейвом, бросила на него враждебный взгляд, прищурилась, напоминая: я тебя предупреждала! Торлейв широко улыбнулся, взял рог, наклонился и поцеловал ее в губы – вежливо, но чуть крепче обычного, намекая, чей будет верх. Рагнора вздрогнула и отскочила; услышала сдавленный смешок собственного отца и застыла на месте. А Торлейв, отпив из рога, подмигнул ей, как будто между ними было самое горячее согласие.

Для настоящего праздничного угощения время еще не настало, но воеводский стол был заставлен блюдами с мясом и рыбой, вареной, жареной и соленой. Окинув угощенье взглядом, Торлейв быстро оценил и посуду: серебряные, медные блюда с чеканкой, глиняные расписные, с птицами и рыбами – хазарской и сарацинской работы. Под пиво ему и хозяину поставили по стеклянному кубку, один был светло-синий, другой зеленый – не хуже, чем у князей.

Равдан сел под чуров угол, где стояли на полочке деревянные маленькие чуры, Ведома – со стороны печи, как положено хозяйке. Рагнору единственную из детей посадили за стол – напротив Торлейва. Троих младших детей вывели к челяди, чтобы даром не грели уши, вторая дочь, Гостислава, стояла у печи, чтобы по указанию матери подавать то или иное. Торлейв замечал, что девочка, еще не носящая поневу, смотрит на него жадным любопытным взглядом. Она знала, что и ей сужден знатный жених из дальних краев, и на Торлейва смотрела как на предвестье собственной доли.

За едой говорили мало, и все о предстоящих празднествах. Торлейв помнил по прежним годам, что гулянья здесь продолжаются пять дней: от Карачуна и до того, как появится обновленное солнце. Когда

с едой покончили, Гостишка убрала лишнюю посуду и снова налила мужчинам пива. Равдан отпустил Ведому с Рагнорой, и те сели на лавку у печи. Мужчины остались за столом вдвоем, и третья при них – пивная корчага. Сначала, продолжая разговор о завтрашнем веселье, потолковали об игрищах и забавах ряженых. Две зимы назад Прияна участвовала в них мало – только в тех, куда ходят женщины, имеющие детей, – но Торлейва, которому тогда было девятнадцать, отпускала на молодежные гулянья, и он успел повидать, какие игры – смешные, грубые и даже жестокие, – здесь в ходу.

– Это девок к свадьбам готовят, – говорил Равдан. – После «нового Йоля» у кривичей много свадеб играется, ты знаешь? У вас в Киеве тоже так?

– От Дожинок и до Марогонов свадьбы играют, потом летом – на Ярилины дни, а там уж и опять Дожинки скоро.

– Я к тому, что если мы договоримся, – Равдан, держась за высокий кубок светло-синего стекла на столе, показал глазами на Рагнору, – то тянуть и нечего. Ее приданое давно готово. Я хотел отдать ее замуж уже две зимы назад, но решил подождать жениха познатнее.

– Княгиня Эльга, моя тетка, говорила мне, что о браке твоих дочерей был заключен уговор между тобой и Ингваром еще тогда, когда ты только женился, – заметил Торлейв. – Эльга сама была при этом, и она уверена, что они могут выйти замуж только с ее согласия. Ее и Святослава. Ведь верно? – Он взглянул на Ведому. – Они уговорились об этом тогда же, когда твою сестру Прияну обручили со Святославом.

– Истинно так, – вздохнув, подтвердила Ведома.

В тот день Прияна была вдвое моложе нынешней Рагноры.

– Княгиня Эльга, отправляя меня к вам, пожелала, чтобы я привез в Киев твою старшую дочь, – продолжал Торлейв. – Прияслава, твоя сестра, еще год назад наметила ее мне в жены. Так что это хорошо продуманный замысел. Я надеюсь, ты не станешь возражать против такой почетной судьбы для дочери и нарушать давний договор? – мягко обратился Торлейв к Равдану.

– Мы держим слово, – повторил тот; лицо его несколько замкнулось, и только этим он выдал, как неприятно ему покоряться чужой воле. – Но если мы сделаемся такими близкими родичами, мы должны быть заедино и стоять друг за друга, что бы ни случилось.

– Так обычно и водится между родичами. Ты женат на старшей дочери Сверкера, Святослав – на младшей. Вы с ним свояки, и уже поэтому для тебя наилучшим делом будет поддержать его в походе на… на Хазарскую реку, да, так это называлось, пока торговые люди ходили на Белую Вежу?

Торлейв произнес это непринужденно, будто вспоминал предания старины. Но Равдан опять слегка переменился в лице.

– Ты помнишь, мы говорили с тобой – иной раз мир выгоднее войны…

– Кому – выгоднее? – так же мягко вставил Торлейв, пока Равдан подбирал слова. – Не Святославу. Ему ничего не может быть выгоднее, чем военный поход, который принесет ему победу над каганом, цесарский титул, добычу и славу для всего войска и для него самого. Он в расцвете сил, и ничто не может быть для него дороже ратной славы. Никто на свете не отговорит его от этого похода. Сам Один послал его туда. Это не шутка. Прошлым летом Святослав виделся с Одином ночью на могиле волота, откуда вышел золотой меч Ахиллеуса. Святослав намерен стать цесарем, а для этого ему нужна победа над каганом. Что такого вы можете ему предложить, чтобы он отказался от этих намерений? Я, его ближайший родич, уверяю тебя: таких сокровищ на белом свете нет. Святослав избрал свой путь и заручился поддержкой богов. Помешать ему не смогу не только я, но и более уважаемые им люди, даже его мать, Эльга. И если так, что вы выиграете, если останетесь в стороне? Только потеряете.