Князь мира
Шрифт:
– Что за дивеса такие?
– удивились егеря.
– Нет Ивашки! Неужели собаки доели!
Доложили по чину старосте Никите Миронычу. Никита Мироныч прибежал в собачий загон, понюхал по уголкам собачьим носком - с лица он и в самом деле походил немного на лайку, - почесал лапкой за ухом и сначала тоже вроде подумал, что с Ивашкой собаки распорядились, а потом прищелкнул языком и словно о чем догадался.
– Это, - говорит он егерям, - Ивашка седьмой беды не дождался и дал стрекача!
А что это у Рысачихи была за
Так и барыню оповестил, но та только рукой махнула и заявки не велела подавать, потому что не мужик, а одно разоренье!
Но не прошло и полгода, как, к великому всех удивленью, потому что думали все, что Ивашку на самом-то деле съели собаки и только барыня со старостой это почему-то скрывают, потому-де и заявку барыня по начальству не подает, а то бы сто раз подала и из земли раскопала, пробовали вон смельчаки, да, попробовавши, оскомину сразу набили!
– к великому всех удивлению, Недотяпа вернулся.
Говорили в селе Скудилище, что, как Недотяпа вернулся, видели все, но на самом-то деле видел один только Никита Мироныч, который и не скрывал ни от кого, рассказывая обо всем, не привравши полслова, потому что и без вранья у него вышло нескладно…
Сидел как-то Никита Мироныч у себя после трудов, мужиков в этот день человек двадцать перепороли, за окном была непроглядимая ночь, осень стояла в переломе на зиму, и ради скуки давил на стене тараканов…
– Лукерь… а Лукерь?
– окликнул он не раз жену, которая храпела на печке и возле нее ребята враскидку.
– Что это ты пакости сколько в дому развела! Диви бы черные, а то все - прусаки! Страмота!
Но после бабьей работы ее и пушкой не скоро разбудишь; поправил Никита Мироныч крючок, вышел в сени до ветру, проверивши засов на крыльце, вернулся и хотел тушить лучину и тоже ложиться… вдруг - стук!.. И не на крыльце, которое только что проверил Никита Мироныч, а тут вот - в сенях, куда никак нельзя пройти человеку, если только не подлезть в подворотню или не перемахнуть через крышу в прореху…
– Кто там?
– не своим голосом прошептал Никита Мироныч.
– Кто там, туды твою так?..
Не отвечает…
И опять стук!
"Овца, должно быть, дура, стену бодает!" - подумал Никита Мироныч и вздул сразу целым пуком лучину.
Но только было раскрыл наотмашь дверь Никита Мироныч, хотел он поглядеть на скотину, только переступил через порог, глядит: человек ему ботнулся в ноги, к чему, служа у Рысачихи за старосту и будучи у нее в немалом доверии спокон века, привык и потому нимало не удивился.
– Это хто такой, туды твою так?!
– все же вскрикнул Никита Мироныч.
А человек лбом в сапоги и руками обхватил голенищи…
Глядит Никита Мироныч, на плечах у него, как на верблюде горб, большая сума, пахнет
– Да хто ты такой?
– толкнул Никита Мироныч сапогом нечесаные и, видно, давно не мытые лохмы.
– Я это, - хрипнул человек, - я это буду во всем своем виде!
– Ивашка!
– вскрикнул опять Никита Мироныч.
– Иван Недотяпа?!
– Я, батюшка наш, Никита Мироныч, - опять прохрипел человек, - я самый буду!
– Да что это ты, с каторги, что ли, убежал? А ну, подымайся!
Ткнулся Недотяпа ему еще раз лбом в сапоги и поднялся с коленок…
– Чтой-то, - говорит, - Никита Мироныч, ты про меня негожее такое подумал?.. Я не с каторги бежал, а по-доброму пришел со странствия, за барыньку нашу да за тебя, благодетеля нашего, богу помолился!
– Со странствия? Ври толще, откуда же тогда у тебя такое колечко, этакие колечки знаешь какие женихи носят?..
– Видится тебе в темноте, - говорит Недотяпа, - это, Никита Мироныч, вчерася мне добрые люди баранок подали, должно что, высунулись из кармана, а в кармане у меня давно пол не мыли, вываракались они там, ну, а ты бог знает что и подумал!
– Приподнял армяк, и в самом деле - связка баранок, облепленных грязью и в самом деле в такой грязи похожих на кольца от каторжной цепи, а не на баранки.
– Что ты, Никита Мироныч?
– Должно, что тогда вольно живешь на вольном-то хлебе, - сказал уже с укоризной староста мужику, который вошел за ним тоже и стал у притолки возле двери.
– Эн-ка, баранки?!
– Живу себе, - отвечает спокойно ему Недотяпа, - на бога не жалуюсь, на барыню не сержусь, даже оброк вот ей принес, как с меня полагается!
– Обро-ок, - растянул староста слово, - оброк, говоришь, принес? Ах ты, сучий хвост, да что ты, смеешься?
– Ничего не смеюсь, чего же тут на свои денежки смеяться, - еще спокойнее отвечает Недотяпа, несмотря что Никита Мироныч вскочил с табурета и засучил кулаки.
– Правду, - говорит, - говорю! А вот, погляди! Это что, по-твоему, скрылки?..
Снял он с такими словами с себя большую суму, развязал зубами узелок и с самого донышка из-под хлебных крошек и зачерствелых кусков достал большой кошелек, распузевший, как у хорошего купца, и высыпал с веселым звоном на стол.
– Перечкни, - говорит старосте Недотяпа, - ради оспода бога, тут вроде один верный человек мне считал, так говорит, что рубликов сто, а то и поболе! Сам-то я, тебе говорить нечего, в счете всего два по третьему!
– Э… э!
– схватился за бороду Никита Мироныч.
– Да ты, я вижу, и в самом деле не шутишь! Тут, пожалуй, и за других если внести, так останется!