Князь Святослав II
Шрифт:
– У новгородцев второй год недород, токмо торговлей и живут. Князь Глеб их шибко не неволит, недоимки прощает и смердам голодающим хлеб дармовой раздает из своих амбаров. Лихварей Глеб поприжал, холопов выкупает из неволи и на землю сажает. Попенял я Глебу на это, да, чаю, не дошли до него слова мои.
Святослав усмехнулся про себя: «От Глеба этого и нужно было ожидать!»
– Под Ярославлем два волхва смердов возмутили и по реке Шексне дошли до Белоозера с тремястами чем попало вооруженных мужиков, - продолжил Вышатич.
– Столкнулся я там
В Ростовской земле скудость еще больше, чем у новгородцев, торговлишка там захирела начисто. Разбойные людишки орудуют по дорогам и на реках, грабят купцов и всякого путника. И не токмо разбойники грабят, но и чудь, и меря… Плохое там житье, княже.
– Олег как поживает?
– спросил Святослав.
– Сколь дней я гостил у Олега в терему, столь дней он все в печали пребывал, - ответил Вышатич и пояснил со вздохом: - Дочь у него померла во младенчестве, и жена от этого в хвори лежала. Так я уж не приставал к нему с расспросами. Кланяется Олег тебе и мачехе своей. О здоровье Оды все спрашивал. Увидишь, говорит, Оду, передай, мол, скучает по ней ее пасынок Олег…
– Не увидеть тебе княгиню, боярин, - покачал головой Святослав, - уехала она в Саксонию. Вишь, по речи родной соскучилась! Зима ей наша опостылела. Хотела и Ярослава с собой взять, да я не позволил. Довольно из сына моего немчина делать! Ярослав и так с матерью больше на немецком разговаривает. Пофыркала супруга моя и распрощалась со мной без лобызаний. Разобиделась!
Святослав умолчал о том, что размолвка с женой у него произошла больше из-за Вышеславы, нежели из-за Ярослава. Князь запретил сыну ехать с матерью к ее родне после того, как Ода заявила, что намерена по пути завернуть в Краков и пристыдить Болеслава за его жестокое обращение с женой.
– Собирайся в поход, друже Ян, - сказал Святослав, переводя разговор на другое.
– Пока ты пребывал в северных землях, на Руси перемены произошли. Всеслав опять объявился и выбил из Полоцка Святополка. Чуть не всю дружину порубил: полочане, конечно же, горой встали за князя своего. Еле ноги унес Святополк из Полоцка. Изяслав ныне войско собирает, жаждет поучить Всеслава.
Триста дружинников тебе даю и сына Ярослава, а то засиделся младень дома. На рожон не лезь, Вышатич, но и в задах не отсиживайся. Да ты сам знаешь, как и что, чего тебя учить!
По слухам, корсь да земигола [132] воинов своих дали Всеславу, дабы Полоцк отбить, а как уйдут язычники обратно в свои леса, Всеслав опять останется с сыном и братом да тещиным сватом.
Через несколько дней триста конных воинов выступили к Киеву.
Ян Вышатич усмехался в бороду, глядя на ерзающего в седле Ярослава: и впрямь, засиделся княжич без дела!
Недовольный Борис упрекнул дядю в том, что не пустил его в поход вместе с Ярославом. «А
[132] Корсь и земигола - литовские племена.
– Не дойдет у Изяслава до битвы, - отмахнулся Святослав от племянника, - потому как нету у Всеслава сильного войска. Засядет в Полоцке, как медведь в берлоге, и будем зимы дожидаться.
* * *
– Не хотят братья мои главенства моего над собой признавать и все тут!
– злился в Киеве Изяслав в разговоре с Коснячко.
– Святослав вместо себя сосунка Ярослава прислал и всего три сотни воинов с ним.
– Зато воевода при Ярославе опытный, - вставил Коснячко.
– Опытный да зубастый, - проворчал Изяслав, - дерзит много! Братец Святослав знал, кого посылать! Всеволод и вовсе на зов мой не откликнулся, отговорился тем, что будто бы хан Сугр близ его рубежей рыскает. Ему, мол, войско дома нужнее. Смышленые дюже у меня братья да своенравные!
– На Всеслава и одной киевской дружины хватит, - успокаивал Коснячко, - только бы он в топи не забился.
Княжич Ярополк собирался в поход вместе с отцом, а Святополка Изяслав оставлял в Киеве.
– Негоже ты поступаешь, свет мой, - заступилась за Святополка Гертруда, - сына своего старшего срамишь, от сечи отстраняя. Сначала жениться запретил, теперь вот за меч браться не велишь.
– Не годится Святополк ни для битвы, ни для княжения, - отвечал жене Изяслав.
– Бездарь он! Видать, не головой, а ногами вперед на свет появился!
Подобное замечание показалось Гертруде оскорбительным.
– В тебя же уродился! Яблоко,от яблони…
– Замолчи, женщина!
– повысил голос Изяслав.
– Я в сече крепко стою и от врага не бегаю!
– А на Альте?
– Гертруда ехидно усмехнулась.
– На Альте братья мои первыми спину показали поганым, пришлось и мне спасаться вслед за ними, - ответил Изяслав.
В душе он не считал неудачное сражение на Альте своим поражением, но винил в том Святослава и Всеволода.
– Может, скажешь, не терял ты стола киевского?
– с той же усмешкой вопрошала великая княгиня.
– Не искал спасения в Польше?
– Я потерял стол отцовский, я же и назад его отбил, - возразил Изяслав.
Не убедила Гертруда супруга проявить снисхождение к Святополку. Дня не проходило, чтобы Изяслав не вымещал на нем своего недовольства. Жизнь несчастного Святополка в родном доме постепенно превращалась в ад. Он уже не сидел за столом рядом с отцом, не присутствовал на совете бояр в отличие от брата, в свите великокняжеской тащился чуть ли не самым последним.
Перед самым выступлением из Киева вдруг пришла весть с польского порубежья, то ли поляки грабили русские земли по Бугу, то ли ятвяги вновь взялись за оружие.