Князь Василий Долгоруков (Крымский)
Шрифт:
А далее Щербинину предписывалось — в ожидании результатов похода Долгорукова — осторожно, чтобы это не выглядело принуждением, затянуть на неопределенное время избрание Шагина ханом.
Важное указание содержалось и в рескрипте Долгорукову, который должен был отторгнуть полуостров от Порты не только силой оружия, «но и соглашением с начальниками».
9
Покинув лагерь на Московке и совершив четырехдневный переход, Вторая армия подошла к другому лагерю, разбитому у небольшой
Два дня полки отдыхали, приводя себя в порядок и поджидая отставшие обозы, а двадцать седьмого мая барабаны снова ударили генерал-марш.
В последующие десять дней армия прошла 187 верст. Двигаясь шестью колоннами вдоль берега Конских Вод, перейдя на половине пути по насыпанным переправам болотистую лощину, дивизии миновали урочище Плетенецкий Рог, по понтонным мостам перешли речку Белозерку, натужно поднялись на крутую гору и далее ровной и прямой дорогой дошли до реки Рогачик; здесь снова с помощью понтонов осуществили переправу, преодолев несколько глубоких, размокших от дождей балок, некоторое время стояли на берегу Днепра, пополняя запасы воды, затем в обход крутых лощин, удлиняя и без того нелегкий путь по гористой местности, подошли к Кезикермену. Измученная, утомленная армия ждала отдыха, и Долгоруков объявил, что у Кезикермена будет стоять три дня.
С утра инженерные команды взялись за кирки и лопаты, плотники застучали топорами — командующий приказал заложить ретраншемент, в котором надлежало оставить провиантский магазин с запасами на два месяца, почти все понтоны (в степном, маловодном Крыму они были не нужны) и прочие бесполезные теперь тяжести. Работая от зари до заката, команды за два дня успели сделать немного, но продолжить строительство должны были оставляемые для охраны магазина две роты солдат, три эскадрона карабинер и 600 казаков.
— И чтоб в неделю управились! — пригрозил Долгоруков.
На рассвете девятого июня вновь загремели барабаны, зашумел просыпающийся лагерь. Начинался заключительный этап похода — от Днепра на Крым, к Перекопу.
Несмотря на успокаивающие рапорты, ежедневно присылаемые шедшим в авангарде Прозоровским, что татары ведут себя смирно, Василий Михайлович не стал искушать судьбу — поменял строй: теперь по ровной, открытой степи пехота шла батальонными каре, между которыми расположились обозы и артиллерия, а спереди и по флангам трусили кавалерийские полки.
Пройдя за два дня шестьдесят четыре версты, армия остановилась в Мокрой Лощине и сутки отдыхала, готовясь к последнему маршу. До Перекопа оставалось всего семнадцать верст.
А вечером Долгоруков собрал генералов и пробасил:
— В два часа после полуночи вершить молебствие с коленопреклонением о даровании оружию ёе императорского величества достойной виктории… В три — выступаем!..
Глава пятая
Главное дело жизни
1
Двенадцатое июня… Полдень…
Белое южное солнце калит иссохшую, потрескавшуюся
Степь безмолвна… Недвижима… Но турецкие янычары на башнях Ор-Капу беспокойны. Дежурный булюк-баша в пропотевшей зеленой куртке раз за разом скользит зрительной трубой по дрожащему в мареве горизонту, внимательно разглядывает расположившийся в нескольких верстах от крепости отряд русских войск.
Отряд — это был авангард князя Прозоровского — подошел к Перекопу, и турки понимали, что вслед за ним должны появиться главные силы Долгорук-паши. Их ожидали дня через два. Тем не менее находившийся в крепости хан Селим-Гирей приказал усилить караулы и вести наблюдение непрерывно.
Хан задумал нанести мощный удар своей конницей по подходящим русским полкам, отбросить их от перешейка в безводную степь и, постоянно — днем и ночью — атакуя небольшими отрядами, принудить отступить. Он был уверен, что измученная бескормицей и жаждой армия совершить второй поход не сможет.
Булюк-баша утомленно смахнул с закопченного загаром лба липкие капли пота, снова приложился к трубе, повел ею по серой степи; руки его дрогнули, замерли, лицо вытянулось, отвердело тревогой. Оставив трубу на камне, он бросился к лестнице и, прыгая по крутым ступеням, сбежал вниз.
Спустя несколько минут на башню торопливо поднялись каймакам Эмир-хан, янычарские аги Осман и Али, за ними — хан Селим-Гирей.
Порывисто схватив услужливо поданную Эмир-ханом трубу, Селим вдавил окуляр в правый глаз. Приблизившийся горизонт устрашил его: под развевающимися на ветру знаменами, тремя стройными и грозными квадратами каре, повинуясь ритму беззвучных, но видимых барабанов, бодро маршировала русская пехота; на флангах, взбивая облака степной пыли, гарцевала многочисленная кавалерия.
Хан задергал щекой, зло отшвырнул трубу — звякнул о камень металл, искристым бисером рассыпалось стекло — и глухо выдавил:
— Гяуры…
Совершив последний марш, Вторая армия подошла к Перекопу и остановилась в трех верстах от линии.
Пока полки, ломая каре, перестраивались, готовясь сооружать временный лагерь, Долгоруков выбрался из кареты, мешковато взгромоздился на коня, шатнувшегося под тяжеловесным телом князя, и поехал к линии с намерением осмотреть укрепления.
Сопровождавшие его генералы беспокойно зашумели:
— Ваше сиятельство! Никак турки затевают что-то…
На линии опустился мост, открылись ворота. Из них стали выезжать сгорбленные всадники.
— Назад, господа! — скомандовал Долгоруков, разворачивая коня.
Генералы, отъехавшие уже от лагеря на версту, поскакали вслед за ним. Долгоруков на ходу приказал Каховскому отразить нападение, пообещав прислать сикурс.
Каховский отвернул лошадь вправо, поспешил к авангарду Прозоровского, стоявшему в стороне от главных сил.
У лагеря Долгоруков крикнул зычно: