Шрифт:
Кофе и вечные вопросы
Николаос
Журнал “Самиздат”
Рассказ: Мистика
Серия: Rest (3)
Холода как пуховые одежды нас с тобой оберегают… никому никогда мы не расскажем, кто мы есть и что мы знаем… но немножечко жаль, что нам с тобой давно не снится в поле клевер… впрочем, клевера нет, а есть везде лишь только север… север… север…
К.
*
– Новости?
– Взрыв на Скачинского,
– Жертвы есть?
– Человеческих - нет.
– Отлично…
*
Приехал я еще засветло. Всю дорогу в голове вертелась песня, услышанная по радио “Точка”, и не мудрено - у нас его слушает весь офис, от Влады до секретарши Анжелочки. Хотя надо сказать, оно подходит лучше некуда. Не представляю, чтобы в нашей конторе завывало какое-нибудь попс-FM.
Я вышел на Крупской, чтобы немного пройтись пешком, а песня все не отставала. …Жить, замерзая от холода, жить, не любя и не веря, в пасти огромного города, в пасти голодного зверя… И что-то там еще про слишком много желающих и слишком жесткие правила. Кажется, группа называлась “Факты” - название не в бровь, а в глаз. Катин голос в трубке звучал отстраненно и бесцветно, как, впрочем, и всегда. Я не знал, что ей от меня надо, но не отказал. Может, из-за Черныша, может, из-за предчувствия.
Город приятно удивлял, быстро и деловито хорошея, буквально не по годам, а по дням. Глядишь, и до евростандарта недалеко… во всяком случае, улица Артема - Бродвей ни дать ни взять, нигде не видно ни облупленного балкона, ни ободранной стены, и деревьев стало гораздо больше. Да, в сравнении с Ямайкой здесь полный Париж, кроме шуток. А последние три года - далеко не только с Ямайкой.
Я не заметил, как добрался до кинотеатра Шевченко и остановился под афишей. В малахитовом зале шел “Блэйд-2”, мрачная угольная физиономия Снайпса не предвещала ничего хорошего, и у меня не было оснований ему не доверять.
Продавщица на лотке явно посматривала на меня, но не найдя “искры взаимности”, начала потихоньку сворачивать книги. Я зацепил одну - Энн Райс, “Царица проклятых”.
– Интересуетесь вампирами?
– живо спросила девица, не прекращая движение жвачки по рту.
– Скорее они мной.
Движение жвачки на мгновение замедлилось наткнувшись на дискомфортную идею, однако же преодолело ее, как камень на дороге, и без проблем продолжалось дальше. Она пожала плечами и принялась наполнять еще один ящик.
Это было вовремя. Темнота пришла внезапно, как приходит сон: стоит на секунду отвлечься - и она здесь. В городе темнее не стало, зажглись фонари и витрины магазинов, но это был очаговый свет. Он яркий и слепящий, но стоит сделать шаг в сторону, и его нет.
Катя появилась так же, как и темнота. Она стояла у колонны кинотеатра, будто уже давным-давно, и смотрела на меня, отражая в глазах красноватые огни одной из витрин. Так, по крайней мере, казалось прохожим, которые скользили по ней беглыми взглядами, не находя ничего интересного, чтобы задержаться.
– Давно ждешь, Воронцов?
– спросила она.
– Недавно.
Иногда я просто рад, что среди них не принято здороваться -
– Что за дрянь ты куришь?
– Какая на фиг разница, - Катя выпустила из легких густое темное облако.
– Зато перебивает этот поганый дух. Он меня с ума сводит.
Кроме ядовитого дыма от сигарет без фильтра я не слышал никаких неприятных запахов. Даже наоборот. Недавно прошел дождь, и от асфальта и клумб поднимался тонкий аромат весны и пасмурной погоды, который всегда создает такое особенное настроение.
Но куда мне до ее обоняния.
– Ты голодная, - сказал я, - почему не поела?
– Не называй это так.
– Катя изобразила пальцами инъекцию.
– Если честно, то я никогда не любила иголочки.
Я хотел рассказать анекдот про парня, который боялся уколов, но работал над собой и теперь без укола жить не может. Но вовремя передумал.
– Нет, кроме шуток. Если хочешь, давай проедемся - где там ваш ближайший центр? На Северном?
– На Крытом… А что? Боишься меня?
Я оглянулся.
– Думаю, ты не пустишь мне кровь посреди улицы. А еще думаю, ты не затем меня позвала.
– Правильно думаешь, - Катя взяла меня под руку.
– Пошли. Это не ждет.
Через слои одежды холода не чувствовалось. Мы пошли по Артема к площади Ленина. Там уже кучковалась молодежь - по лавочкам, по выступам, везде, где можно пристроиться. Воздух раздирал голос, поющий под гитару про вредные привычки, пиратское прошлое и финансовые проблемы бабушки Гарика Сукачева. Давно я не слышал, чтобы кто-то пел под гитару на улице… хотя последние несколько лет я не так часто гуляю.
Я попытался припомнить Катю, когда мы с Чернышом увидели ее впервые - она сидела на парах, первый курс, накрученный хвостик, малиновая помада, живое провинциальное любопытство на остренькой мордашке. И четвертый курс - на бледной коже никакой косметики, кроме синеватых кругов под глазами, темные волосы, бесформенная стрижка, растянутый свитер с широким горлом. Но это сделало ее только красивее. Копия Черныша, они выглядели рядом как брат и сестра.
Потом я вспомнил другое - имена в списках на третьем этаже, задолжники и пропускающие занятия, они долго там были, пока не исчезли. Это было похоже на вырванный зуб - язык все время скользит туда, будто надеется что-то найти.
– Ты успокоилась?
– спросил я. Она передернула плечами.
– Я в порядке. Думаешь, буду носить траур всю вечность? Не меряй на нас ваши сложности.
– Не буду. Куда мы идем?
Катя покрепче обхватила мою руку, и тут я наконец почувствовал холод, даже сквозь одежду. Как обледеневшее железо. Я оказался прав - она была голодная, и очень. Окурки отлетали от нее, как гильзы во время пулеметной очереди.