Кофе и вечные вопросы
Шрифт:
Через неделю, когда я узнал Владу немного ближе и перестал дергаться в ее присутствии, то спросил:
– Почему ты меня так называешь? Мэтр - это вроде наставник, а какой я тебе наставник? Ты ведь, извини… куда как опытнее меня.
Влада присела напротив меня, точно как сейчас. Мне очень нравилось смотреть, как она двигается, это чуть-чуть пугало, было необычно, но комфортно для глаз. Вроде тех картин с подсветкой, на которых изображена текущая вода.
– У вас есть предложение?
– спросила она мягко.
– Даниил Константинович - имя на полчаса
– Ну нет. А как насчет “Данила”?
Влада улыбнулась, холодно, но не свысока. Скольких мэтров и мэтресс пережила эта улыбка?
– Исключено. Так что умоляю, пожалейте нас и не учите старых собак новым фокусам. К тому же мэтр означает еще и хозяин. Против этого вы не возражаете?
– Против этого нет.
Тогда я полагал, что с ними лучше дружить, чем воевать - я не знал их так, как сейчас. За пять лет изменилось многое. И Влада - королева субординации, сама не подозревая, преподала мне первый полезный урок.
Не изменилось одно - каждый год в один и тот же день я присылаю в ее кабинет цветы. Двадцать две шикарные белые хризантемы. Символ смерти - но ведь Влада сама символ смерти; а двадцать два - мой возраст, когда так необратимо изменилась моя жизнь.
Я допил кофе и полностью пришел в норму.
– Исторические события нужно отмечать, Влада, и тебе как исторической личности это должно быть понятно.
– Может, мой отец, но не я, - сказала она.
– Вы же знаете, я - байстрючка, моя мать - простая крепостная девка, так что в “Огнем и мечом” меня не ищите.
– А так и не скажешь.
– Мерси, мэтр, но века шлифуют даже камни. Вы же все знаете, это есть в моем досье.
– Не прибедняйся, дорогая, тебе не идет. По крайней мере, это отец назвал тебя Властью?
Она покачала головой, что могло значить и да, и нет. Не удивлюсь, если она сама выбрала себе такое имя.
– Ну хорошо, - я откинулся назад.
– Какие еще новости?
– Факс из Варшавы. От мэтрессы Казимиры, пятого апреля она просит вас быть на конфирмации ее дочери.
– А, твоя любимица. Как ты ее называешь? Злобная Католичка?
– Прошу прощения.
– Да перестань. Ладно, забивай самолет на эту дату, чтобы на него не рассчитывали. Хоть город посмотрю, а то в прошлый раз так и не удалось…
– Звонил Мирослав, он сейчас в Горловке.
– А это твой любимец. Что хотел?
– Просил разрешение и ресурсы на новый проект.
– Снова-здорово. Ладно, о деньгах поговорим, но людей я ему не дам.
– А он людей и не просит.
– Вот не умничай. Тем более не дам. В прошлый раз затея была проще некуда, а в результате спалили ЦУМ. Что на этот раз - подорвем Горловскую мэйн-стрит?
– Мэтр, ну зачем вы так. Мирослав же покрыл все расходы, никто не пострадал, да и ЦУМ будет лучше прежнего.
– Давай-давай, выгораживай своих.
– При чем тут своих? Просто если вы откажете, он позвонит губернатору, а он даст ему именно людей. Может, решим это в своем кругу? Тем более он говорит - проект стопроцентный, шахта почти нетронутая.
– Ладно, Влада, я же сказал. Передай, я приму его в пятницу, разберемся. Как ситуация по городу?
– Всего два нападения, оба тут же ликвидированы. Жертвы не выжили. Пять неплательщиков, из них осталась одна. Двое незарегистрированных.
– Один.
– Я достал из кармана ученический и развернул его.
– Стадник, Олег Алексеевич. Можешь его смело вычеркнуть, попал под раздачу. А четверо должников - заплатили?
– Двое. А двое ликвидированы.
– Превосходно. Оперативно работаем.
Она бросила на меня странный взгляд, будто любовалась и неприятно поражалась одновременно.
– Что такое?
– Ничего, мэтр, просто я подумала…
– Что подумала?
– Так молод, и так жесток.
Парадокс. За одну ночь меня дважды назвали жестоким, и оба раза - монстры. Если правду говорят, что человека делает окружение, то меня оно, похоже, уже давно сделало.
– Я просто не понимаю, Влада. Они же видят, что угрозы не голословны. Они видят смерти своих друзей, знакомых, и все равно убивают. Ну скажи мне положа руку на сердце - неужели оно того стоит?
Влада блеснула на меня потемневшими серо-голубыми глазами и… то ли чересчур сжала губы, или дело было в молниеносной улыбке-судороге, не знаю, но ответ был мной получен.
– Я ничего не могу привести для адекватного сравнения, - сказала она наконец очень тихо.
– Я так и думал. Можешь идти.
Уже у дверей я окликнул ее.
– Влада… м-м… ну пошли ребят после смены в пятый сектор, где обвал, пусть немного поковыряются. Может, кого откопают.
– На какую сумму прилагать усилия?
– На минимальную.
– Понятно.
– И повремени с неплательщицей. Пока что.
Непонятно, то ли я ее порадовал, то ли разочаровал.
За считанные минуты до рассвета я пешком, без Валентина, отправился по данным мне смутным координатам. Проплутав по дворам некоторое время, я наконец вышел к недостроенному заброшенному дому. Бог весть как он мог существовать здесь незамеченным так долго, практически в центре города. На тот момент уже рассвело, и увиденное застало меня врасплох. Я остановился, не имея ни сил, ни желания шевелиться, просто стоял и смотрел.
На грязно-белой стене раскинул гигантские крылья ангел с Катиным лицом. Он рвался вверх, теряя угольно-черные с кобальтовой синевой перья, и сломанные, они медленно скользили по поверхности стены. Короткие темные волосы будто прилипли к голове под давлением ветра, а глаза были такие большие, что за ними терялось само лицо. Глаза нездешние и в то же время земные, знакомые, выписанные до последней красной прожилки. Глаза девочки, сидящей за конспектами при свете лампочки, уставшие Катины глаза, и одновременно его самого, глаза парня, впервые нырнувшего в трип на грибах, в путешествие по лабиринту, откуда нет возврата. Они сияли с мраморного лица как черные дыры, а по атласным щекам катились тонкие кровавые слезы.