Когда была война
Шрифт:
– В расположение его. Бакарёв где?
Промахновский кивком указал куда-то в сторону:
– Там.
– Так иди и приведи его!
– скомандовала Лиза.
– Или он собирается тут и дальше сидеть?
– Её взгляд метнулся к немцу.
– Сколько вас было? Двое?
Тот кивнул. Она схватила его за шиворот и потянула вверх, заставляя встать на ноги, а потом подтолкнула в спину. Немец покорно побрёл вперёд через лес. Лиза ткнула ему винтовкой в затылок.
– Туда
Она решительно направилась к опушке - там была её тропинка, что пролегала через небольшой овраг и помогала значительно сократить путь до расположения. Бакарёв почти что бежал впереди, без конца оглядываясь и держа свою трёхлинейку на взводе, Лизе же казалось, что ещё чуть-чуть - и она свалится без чувств прямо в высокую траву. Голова кружилась, перед глазами мелькали разноцветные всполохи и вонзались в затылок миллиардами острых иголок. Уши снова и снова будто закладывало ватой, а дрожь будто поднималась откуда-то из глубин организма и опрокидывалась на неё шумными волнами.
Промахновский с тревогой поглядывал на неё. "Наверное, действительно паршиво выгляжу", - размышляла Лиза. Ещё бы, ей никогда не доводилось получать ботинком по лицу! Она снова и снова сглатывала набегающую кровь и облизывала пересохшие губы. Ссадины на лице нестерпимо жгло. Они вышли к пологому, буйно поросшему полевыми ромашками спуску, и двинулись к рябиновой рощице, за которой расположилась их часть.
– Ты почему его не убил?
– спросила Лиза и кивнула на немца.
– Пожалел?
Промахновский повёл плечом и перехватил поудобнее трофейную винтовку.
– Никак нет, не пожалел...
– сконфуженно прошептал он.
– Не смог почему-то... У меня первый раз такое, чтоб не на жизнь, а...
– Ясно, - хмыкнула Лиза.
– Глаза его увидел, да?
Промахновский кивнул.
– Запомни: никогда не смотри немцу в глаза, если собираешься его убить. Никогда.
5.
Рану нещадно саднило. Каждое, даже самое малейшее движение отдавалось резкой болью. Тело будто прошибало разрядом тока и на лбу выступал холодный пот. Лиза материлась сквозь зубы, проклиная всё на свете: войну, немца, который её ранил, лес, саму себя. И как только она, русская волчица, могла не заметить, что совсем рядом притаились снайперы? Правильно командир говорил, слишком она стала самоуверенная. А врага, как известно, недооценивать нельзя. Хорошо, что парней не поубивали, а то как бы потом отчитывалась перед начальством? Взяла на обучение, под своё командование и ответственность, и не уберегла в первом же бою!
Командир разведотряда, капитан со смешной фамилией Шапкин, и Левашов сидели в штабной палатке. На местами поеденной ржавчиной небольшой печке сердито свистел чайник, в огне потрескивали толстые поленья. В тесном предбанничке дремал, уронив голову на руки, связист Колька Нечаев. На занозистом колченогом столе шипела и пищала рация. Рядом исходил паром полный стакан чая в резном, потемневшем от времени подстаканнике.
Лиза подошла к нему, нарочито громко стуча сапогами по полу. Колька встрепенулся и сонно заморгал, а увидев её, принялся вставать.
– Товарищ лейтенант...
– Да сиди, - махнула рукой Лиза и кивнула на вход в палатку.
– У себя?
–
Лиза поморщилась от боли в ноге, крепко сжала зубы и заглянула внутрь. Командир сидел у окна и курил, стряхивая пепел прямо на пол. Трое разведчиков расположились у приставного стола.
– Разрешите, товарищ командир?
Командир вскинул на неё глаза.
– О, Фабиш! Как раз вовремя! Проходи.
– Он встал, приставил свой стул к столу и жестом указал на него.
– Присаживайся. Мы тут как раз разрабатываем план.
Лиза присела на краешек стула, глубоко вдохнула и зажмурилась на секунду, пытаясь унять головокружение, но вместо этого её снова бросило сперва в жар, потом в холод. В глазах потемнело, и Лиза в панике схватилась за спинку стула. Не хватало ещё рухнуть в обморок прямо тут!
– Ты чего, лейтенант?
– донёсся откуда-то встревоженный голос Шапкина.
– Плохо тебе?
– Она же раненая, - ответил Левашов.
Лиза ещё раз вдохнула и на несколько секунд задержала воздух в лёгких. Головокружение отступило, лишь в ушах гудел всё тот же опостылевший колокол. На языке появился кисловато-горький привкус. В палатке пахло сыростью, табаком и пылью, и этот запах, казалось, въедался в лёгкие, затрудняя дыхание.
– Ничего страшного, - прошептала она.
– Я за этим и пришла. Попросить, чтобы вы меня с задания не снимали.
И снова на неё опрокинулась горячая тёмная волна. Лиза вынырнула из неё и, собрав всю волю в кулак, решительно посмотрела на Левашова. Она была уверена, что сможет выполнить задание; в конце концов, оно ведь не завтра! А через неделю у неё уже всё заживёт. Не может она спокойно сидеть в расположении, зная, что совсем рядом разгуливают немцы. Она должна сама, своими руками убивать их, гнать прочь, иначе зачем тогда жить?
– С задания мы тебя, лейтенант, снять и не сможем, - хмыкнул Шапкин и закинул ногу на ногу.
– За операцией следят из Москвы, и она должна быть выполнена тютелька в тютельку. Сама знаешь. А людей нет. Тем более, таких людей, как ты. Поэтому крепись.
– Буду, - пообещала Лиза.
– Ну, хорошо, - вздохнул Левашов, шагнул к столу и ткнул карандашом в карту.
– Смотри тогда. Тут дорога, с этой стороны лес. Подхода к заводу только два.
– Нет, не два, - возразила Лиза и склонилась к карте.
– Вот тут, если перейти речку вброд, будет тропка.
Она подробно объяснила, как можно подойти к заводу - цели предстоящей операции - незаметно. Шапкин с Левашовым то и дело многозначительно переглядывались. Потом они перешли к обсуждению плана подрыва завода и путей отхода. Уже давно опустилась мерцающая августовская ночь, в траве застрекотали цикады, из-за рваных чёрных облаков несмело выглянула нарастающая луна, а они всё спорили, перебивая друг друга. Лиза чувствовала себя плохо, но старалась не обращать на это внимания. Когда-то давно в одной книжке она прочитала, что если не думать о ране, то она перестаёт болеть. Работал этот приём, правда, не очень хорошо - рана без конца напоминала о себе, боль впивалась в тело раскалёнными щипцами и на лбу снова и снова выступала холодная испарина.