Когда была война

Арно Александра

– В общем, так, ребятки мои, - без предисловий начал он, - велено представить вас к награде, а тебя, волчица, - его взгляд остановился на Лизе, - повысить в звании. Задание выполнено на твёрдую пятёрку. Хотя, по правде сказать, не ждали мы вас. С докладом придёте завтра. Свободны.

Лиза устало вскинула руку к пилотке. Больше всего на свете ей сейчас хотелось помыться - смыть с себя пыль и гарь, оттереть с рук немецкую кровь. Она повернулась и шагнула к выходу, но Левашов вдруг окликнул её. Она обернулась.

– Тебя генерал один

увидеть захотел, - тихо сказал Левашов и как-то то ли растерянно, то ли сконфуженно опустил глаза.
– Сказал, что таких людей не часто встретишь. Завтра поедешь в штаб, и...
– Он глянул ей прямо в глаза.
– Поздравляю.

Лиза криво усмехнулась.

– Тут не только мои заслуги. Без Савина и Промахновского я бы не справилась.

И только уже у себя она поняла: их действительно не ждали. По задумке командования вся их группа должна была остаться лежать там, у завода.

___________________________________________

(1)Стоять! Оружие на землю! (нем.)

6.

Дождь стучал по соломенной крыше избушки, путался в густой изумрудной листве осин и лип и превращал протоптанную в траве тропку в жидкое месиво. Лиза, зябко ёжась, разожгла огонь в старой, местами проржавевшей буржуйке, накинула на плечи шаль и уселась на узкую скамейку. Монотонный стук дождевых капель рождал неведомую доселе, тягучую тоску в душе - сердце то судорожно сжималось, то начинало стремительно, громко стучать. Она невидящим взглядом смотрела в окно, на унылое серое небо. Правое плечо ныло от многочисленных отдач винтовочного приклада.

Из штабной палатки вышел Промахновский и побежал по раскисшей тропинке, кутаясь в брезентовый плащ защитного цвета. Следом показались двое конвойных и Бакарёв. Они затолкали его на заднее сиденье "Виллиса". Он послушно уселся, сложив на коленях скованные наручниками руки, и уставился себе под ноги. Водитель, мирно куривший у оружейного склада, бросил папиросу в грязь и притоптал носком сапога, когда из палатки показался особист - тот самый, что приехал "по бакарёвскую душу".

Особист о чём-то ещё говорил с Левашовым. Сапоги его по щиколотку увязли в грязи, в руках он держал тонкую картонную папку. Лизе уже доводилось видеть такие: с надписью "Дело ?" над несколькими чистыми строчками. Туда потом вписывали чьё-то имя, а сверху ставили красный штамп "совершенно секретно". Кто-то сказал ей однажды, что такие папочки в особом отделе НКВД имеются на абсолютно всех бойцов Красной Армии. Тогда Лиза не поверила, а сейчас, глядя на худощавого капитана с неприятным лицом и синей фуражкой на бритой голове, почему-то подумала, что всё возможно. Как знать, может быть, где-то в пыльных архивах лежит и папка с её именем...

Капитан широким шагом подошёл к "Виллису" и, забравшись на переднее сиденье, махнул рукой. Зафырчал мотор, и автомобиль поехал к просеке. Колёса вязли в густой грязи, автомобиль качало из стороны в сторону, и капитан крепко ухватился за край лобового стекла.

Лиза с мрачной тоской проводила "Виллис" взглядом, пока он не скрылся с глаз. Особист ей не понравился сразу, едва она только его увидела, но проговорить с ним пришлось больше двух часов. Он задавал много вопросов, пристально

смотрел в глаза своим холодным колючим взглядом и чиркал что-то на листке новеньким длинным карандашом. Порой один и тот же вопрос он повторял несколько раз. Лизе приходилось снова и снова давать на него ответ, и, в конце концов, она стала чувствовать себя так, будто в предательстве родины обвиняли не Бакарёва, а её. К щекам прилила кровь, окрасив их в густой бордовый цвет, в висках жёстко запульсировало. Ей хотелось только одного - чтобы этот мучительный допрос, наконец, закончился, но капитан даже и не думал её отпускать. Напротив: начал вдруг расспрашивать о событиях, не имевших к операции и немцам никакого отношения.

Промахновский остановился у крылечка и, похлопав себя по карманам, вытащил смятую пачку папирос. Чиркнула спичка, и в воздух спиралькой взвился тонкий дымок. Он глубоко затянулся и присел на промокшую лавку. Деревья за окном шелестели мокрой листвой, дождь всё усиливался, но на горизонте уже показалась узкая полоса ясного неба.

Лиза вышла из избы и молча уселась рядом с сержантом. Тот искоса глянул на неё и вновь уставился себе под ноги, снова и снова затягиваясь папироской и щуря глаз от горького едкого дыма.

– Ты давно его знал, да?
– тихо спросила Лиза и зябко передернула плечами, поплотнее запахнув шаль.

Промахновский поднял голову.

– Кого?

– Бакарёва.

Он кивнул. Мокрые прядки волос липли к его высокому белому лбу, а на щеках, будто слезы, замерли маленькие капельки. Пилотка промокла и потемнела.

– Давненько. В университет вместе поступали в сорок первом... в мае.
– Он усмехнулся, покрутив в пальцах папиросу.
– Я ему тогда с общежитием помог. У меня знакомый там комендантом работал. Подружились. А потом война грянула, и мы решили на фронт... Что с ним будет?

Лиза не ответила. Она потянулась к папиросе и мягко вытащила её из пальцев Промахновского.

– Скорее всего, к стенке поставят, - наконец сказала она, разглядывая тлеющий уголёк.
– С предателями у нас не церемонятся.

– Жаль парня, в общем-то толковый он, - вздохнул Промахновский.

Лиза поднесла папиросу к губам и осторожно затянулась. Забористый крепкий дым разодрал горло и удушьем ворвался в лёгкие. Она закашлялась.

– Не курила никогда, что ли?
– засмеялся парень.

Лиза помотала головой и вернулся ему папиросу.

– Никогда. Просто думала, что поможет.

– От чего поможет? Эта бяка только навредить может.

– Тогда зачем ты куришь?
– улыбнулась Лиза.

Промахновский пожал плечами, опёрся локтями о свои колени и посмотрел на неё. В глазах мелькнуло что-то задорное, хитро-лукавое.

– А я думал, ты вредная. И неподступная. А ты, оказывается, вот даже нормально разговаривать умеешь.