?Когда истина лжёт
Шрифт:
– Тебя не интересует разве, что о тебе думаю? Почему я так поступаю с тобой? Что случилось в понедельник? – он с удивлением смотрел на меня.
– Нет, - я выдохнула скопившийся воздух в лёгких и опустила голову, пронзительно глядя ему в глаза. – Не хочу слышать ложь.
– Почему сразу ложь?
– Потому что тебе нет резона говорить мне правду, если скрываешь чувства к кому-то другому, - я сложила руки под грудью и изучала собственную комнату в приглушённом свете настольной лампы.
– Правда тебе не по зубам, - он встал с моей постели,
Я ничего не отвечала. Что мне отвечать на эту грубость? У меня нет сил спорить, нет идей для остроумных ответов, нет желания ссориться. Велика честь превозмогать боль, лишь бы утешить издевательствами этого урода. Если честно, у меня была мысль прогнать его, потому что видеть эту морду здесь, в моей святой обители, мне было противно. Слишком грешный кусок человека здесь ходит. И телефона даже рядом нет, чтобы заняться чем-нибудь, пока он ничего не делает и молчит.
В комнату никто не заходил, а с кухни доносились голоса, приглушённые таинственным ритуалом. Не знаю, как безответственно можно было так отнестись к тому, чтобы оставить в комнате взрослого мужчину и девушку вместе. Причём, спящую девушку. Белоснежка выросла, а семь гномов сложились в одного, взрослого, высокого и наглого до невозможности. К тому времени, как Егор перестал наматывать круги по моей комнате и рассматривать всё, что плохо лежит, я успела несколько десятков раз про себя задаться вопросом, а что он тут, собственно, делает. Если честно, мне было непонятно, чего он ждал. Прихода мамы? Врача? Отца? Захотел всем членам моей семьи представиться как практикант по истории, новые преподаватель, замена Светлане Евгеньевне?
– Успокоилась? – вполне нормальной интонацией спросил он.
– Да я и не нервничала.
– Тогда продолжим. Ты задавать вопрос должна, - он присел на диван и откинулся свободно на спинку.
Я не ожидала такой непринуждённости от него. Лицемер, значит. Похоже, мы, правда, два сапога пара. Такие же двуличные. Легко сделать вид, что ты не переживаешь о чём-то, что тебя не заботит чей-то поступок, поведение или сам человек. Это просто, в упор не замечать его, потому что твою тонкую, чуткую натуру задели. Эпично.
– Чего ты ждёшь? Почему не возвращаешься домой? – мне было неинтересно. Его мотивы, мысли и детали жизни меня не волновали пока что. Он не ответил на тот вопрос, который бы открывал замок двери, а та, в свою очередь, открывала бы уже интерес к другим, более простым, вопросам. Я вспомнила, как недавно задумалась об обыденном Егоре, о его простой жизни, о том, какая она. И теперь возможность получить ответы на свои вопросы мне казалась не такой соблазнительной. Да, было бы неплохо, но если для этого надо что-то сделать, то я бы не сделала и просто забыла.
– Галина Васильевна сказала подождать, пока она вернётся, и она хочет поговорить со мной о чём-то.
– Я даже знаю, о чём моя мать хочет поговорить с тобой. Не удивляйся ничему – она поставит твой авторитет под сомнение. И не доказывай ей ничего, - отмахнулась я,
– И не собирался. Не она же моя ученица, - лихо ответил Егор, усмехнувшись. – А вот тебе – может быть.
– Я тебе на будущее сказала. И шуток она не понимает тоже.
– Как ты любишь свою маму, однако, - практикант отвлёкся от своего мобильного и улыбнулся мне своей садистской улыбкой. – Что, ты плохая дочь?
– Это вопрос по игре? – вопросительно вскинув бровь, поинтересовалась я. Да-да, не забыла, что у нас игра.
Вообще у меня было странное ощущение. Это примерно состояние, когда ты должен волноваться, как делаешь это обычно, но нет пороха, чтобы это сделать. И ты напоминаешь тушку животного при смерти. Ну, или человека. Главное, что тебя мало, что волнует. Ты просто смирился со всем, что происходит, ничего не теряешь, ни за что не борешься. Ты просто существуешь. Вот и я так просто вела беседу сейчас с человеком, который время от времени сильно будоражил мои мысли, который играл с моим возбуждением, испытывал мои желания. Физиология сейчас молчала, словно ей заткнули рот кляпом. Мне в радость только.
Как только историк ответил утвердительно, я пересказала ему историю о мамаше, чей ребёнок занимался танцами в маминой группе. Это та самая женщина, которая приходила недавно к нашему дому и которой я предложила помощь как психолога в решении всех её семейных проблем. За деньги.
– Как видишь, с твоей стороны было глупо угрожать мне тем, что моя семья разочаруется во мне. То, что я отличница – это заслуга не только давления родителей или четырёх других отличниц. Меня вытягивают не Абрамова и Кравец, Егор Дмитрич, - я нарочно сделала паузу здесь, перейдя на формальное общение с нормальным произношением его имени и отчества рядом. – Меня спасает моя любознательность, которую вы не хотите утолять. Вы даже солгать мне правдиво не можете.
– Я не хочу тебе лгать, Скавронская, - перебил меня практикант, ударяя ладонью о колено. – Хотел бы – давно солгал и глазом не моргнул.
– Вот видите. Лгать можете, но что-то вас сдерживает. В чём дело? – сейчас отсутствие логики меня не напрягало. Сейчас мне казалось, что я могу доказать абсолютно любой факт, даже если это сущая бессмыслица.
– Ты определись: хочешь правду или ложь, - просто заключил Егор, выдыхая слишком громко.
– Правду, конечно. Но если это такая тайна, то лучше солгите, чтобы я не выискивала вероятный ответ в своей голове.
– Не усложняй всё. Твоё упрямство меня утомляет.
– Дайте мне этот дурацкий ответ и идите лесом со всеми остальными вопросами. Что непонятного? – я сморщила лоб, словно говорила ему об очевидных истинах, которые не понимать может только дебил.
– Ох, Скавронская, - тяжело вздохнул, - чувствую, я ещё не раз пожалею, что согласился с тобой в мире жить.
– Да перестанете вы воду в ступе толочь? Вы мужчина или нет? – взбесилась я, хлопая ладонями по одеялу и собственным ногам в приступе раздражения.