Когда командует мужчина
Шрифт:
Если такая какофония, подумала Хиллари, символ семейного согласия, этой паре не позавидуешь.
– Как по-вашему, мое платье не слишком… вы понимаете… – невеста сделала порхающий жест обеими руками. – Не слишком…
– Нет, что вы. Рюши очень идут к змеевидному узору на чехле, – храбро выдавила из себя Хиллари. Невеста просияла:
– Вот спасибо.
– Да-да. Все как надо.
Но у самой Хиллари далеко не все было как надо. Прежде всего от оглушительного грохота у нее разболелась голова. И нервы сдали… Впрочем, у кого бы в подобной обстановке не сдали? Так что, когда
– Может, перенесем на другой день?
Но тут как раз певец, работавший под Элвиса, вошел в раж, и Люк не услышал ни слова из того, что она говорила. Все поглотил шлягер: «Ты для меня лишь гончий пес».
– Что? – прокричал Люк.
Хиллари пришлось встать к нему вплотную, и ее губы почти прижались к его уху.
– Может, отложим на другой раз? – громко повторила она.
Люк мгновенно повернул к ней голову, и не успела она отпрянуть, как его рот оказался у самых ее губ. Теплые волны его дыхания растопили сопротивление, сделали ее уступчивой, как воск. Она судорожно глотнула воздух. Люк подавил рвущийся наружу вздох и решительно отрезал:
– Мы женимся сейчас.
Он сказал свое «женимся» ни на йоту тише, чем она свое «отложим», но в этот момент музыка, как на грех, умолкла, и его заявление раскатилось по всему залу.
Все глаза уставились на них; Хиллари готова была сквозь землю провалиться.
– Ишь, до чего ему жениться невтерпеж! – ввернул веселый тромбонист. Но под угрожающим взглядом Люка поперхнулся и поспешно прижал к себе тромбон, словно боясь за невредимость инструмента, да и собственной личности тоже. – Ладно, ладно, парень, молчу… – запинаясь, пробормотал он.
На его счастье, дверь в капеллу отворилась и служитель объявил, что его преподобие готов совершить обряд венчания очередной пары – Хот Моммы и Лобо.
– Мы следующие, – сказал Люк, как только они остались вдвоем в опустевшем теперь зале. И, видя, как Хиллари жмется от него в угол, добавил: – Нервничаешь?
– Туг только толстокожий бегемот не занервничает.
– Значит, я бегемот, – сказал он.
– А ты не нервничаешь?
– Ни вот столько.
– Хорошо, наверное, быть бегемотом, – с раздражением проговорила Хиллари.
– А это, дорогая моя, дар от Бога, – серьезно ответил Люк и, внезапно умолкнув, с торжеством уставился на нее. – Ага, я видел!
– Что ты видел?
– Улыбку на твоем лице. Первую за весь день.
– Согласись, Люк, причин для веселья мало. Какая же это свадьба?
– Все познается в сравнении, – возразил он. – Или ты считаешь, что у этих двух, что прошли впереди нас, все идет нормально? У нас по крайней мере Элвис не тягается с трубачами из Страшного суда.
– У нас и колец обручальных нет, – сказала Хиллари, которая только что вспомнила об этом упущении.
– Есть. Я о них позаботился, – сказал Люк.
– Когда?
– Сегодня утром. До твоего прихода. Вот тут они – разрешение на венчание и кольца. – Люк похлопал по внутреннему карману пиджака, который надел в честь торжественного события. Он и галстук повязал, вколов в него огромную малахитовую булавку под стать своим зеленым глазам. Или это Хиллари сказала
– Кому-то надо волноваться, – пробормотала она, непрерывно крутя пальцами прядку, волос.
Знакомый жест. Люк хорошо его помнил, она всегда крутила прядку, когда нервничала.
– У нас впереди гораздо больше счастья, чем у многих других пар, – заверил он ее.
– Откуда такой вывод?
– Ну, нас не только тянет друг к другу, у нас уже есть свое прошлое.
– Весьма непрочное, согласись.
– Нам было хорошо вместе. И теперь снова будет хорошо.
Так хорошо, что он ушел от нее? – подумала Хиллари, но вслух ничего не сказала. Лучше не касаться некоторых тем. Теперь она возобновляла свои отношения с ним, так сказать, с открытыми глазами – не затуманенными розовыми грезами.
Она уже не влюбленная по уши девчонка, слепо обожающая Люка. Нет, уважаемые господа. Тут другой случай – перед вами прозорливый адвокат, руководствующийся семейным долгом. Ей, Хиллари, необходимо принять срочные меры в связи с губительной враждой. Приступ, случившийся с отцом вчера вечером, только подтверждал срочность этого дела. Она, что и говорить, совершает благородный шаг.
Игра, конечно, стоила свеч, но, кроме пользы делу, Хиллари, если уж честно, вдохновлял в их скоропалительном браке и некий романтический налет, нечто подобное тому, что присутствовало в романах, которые она любила читать. Правда, романтический подход к жизни довольно рискован, нельзя поддаваться донкихотским иллюзиям… Хотя это и нелегко для человека, мечтательного от природы.
Но ничего, крепкие орешки ей по зубам. Она справится и не допустит, чтобы ее усилия пропали зря. Ни в коем случае.
«Накачка» подействовала. И когда Хиллари услышала, что к венчанию приглашаются невеста Грант и жених Маккалистер, она почувствовала себя готовой – настолько, насколько позволяли обстоятельства.
Видимо, сохранить совсем уж ясную голову обстоятельства все-таки не позволили – церемония венчания прошла для нее как в тумане, однако она, надо полагать, ответила «да» всюду, где требовалось, потому что все закончилось словами священника:
«Объявляю вас мужем и женой. Вы можете поцеловать новобрачную».
Прежде чем до сознания Хиллари дошло, что теперь она законная жена и что это непреложный факт действительности, Люк уже наклонился для поцелуя. Он порывисто обхватил ее голову, вплоть до кончиков ушей, ладонями, и властность стремительного его прикосновения, а еще больше многообещающе интимный взгляд покорили ее безраздельно.
Этот взгляд был последнее, что видела Хиллари, закрывая глаза. Стоило ей ощутить тепло его губ на своих, как все мысли покинули ее. Как и все печали. Она снова была в его объятиях, она упивалась, она была на седьмом небе. Его руки обвивали ее, и она отдавалась им целиком, его язык, искушая и завораживая, гулял по изгибу нижней губы, и она уже не только не помнила, где она, но и кто она. В том, как он держал ее, как целовал, чувствовалась такая уверенность в неотъемлемом своем праве, что это даже пугало.