Когда мы встретимся вновь
Шрифт:
Обернувшись, он посмотрел на Анни. Она тоже смотрела на него. Сумрак ночи, разрываемый резкими, яркими бликами фонарей, странным образом обрисовывал ее черты, придав им какое-то холодно-таинственное, почти мистическое выражение. Впечатление усиливали выбившиеся из-под шляпки темные пряди волос, которые мягко шевелил изредка проносящийся над перроном ветерок, и глаза под высокими изящно очерченными дугами бровей, которые туманный полумрак превратил в огромные непроницаемо-черные озера, никогда не знавшие света.
«Она похожа на колдунью или кельтскую принцессу из древних сказаний», – отчего-то подумалось ему, но тут Анни заговорила – и наваждение растаяло, словно первый снег под жаркими лучами солнца.
– Передай привет моим родителям и мистеру Альберту.
– Обязательно, – Арчи улыбнулся. – До свидания, Анни.
– До свидания, – Анни улыбнулась в ответ, но глаза, опушенные длинными темными ресницами, остались холодными, серьезными и спокойными, словно застывший черный лед.
Тишину разорвал второй гудок. Огромные железные колеса медленно завращались, поезд вздрогнул, фыркнул и, громыхая, пополз по рельсам. Однако Арчи остался стоять на площадке перед входом в вагон, провожая взглядом удаляющуюся невысокую стройную фигурку, неподвижно стоящую на перроне. По мере того, как поезд набирал ход, она становилась все меньше и меньше, словно таяла в холодной тьме, наполненной стуком колес, воем ветра в вышине и едва слышным шуршанием опавших листьев, яркими пятнами редких фонарей да ароматом дождя и одиночества. И внезапно Арчи ощутил острое сожаление о том, что не может видеть ее лицо в эту минуту. Поезд начал поворачивать. Но в последнюю секунду, прежде чем ее почти слившаяся с ночью фигурка исчезла из вида, Анни подняла руку и помахала ему.
«До встречи».
Арчи улыбнулся, прошел в вагон и опустился на первое попавшееся свободной место. К счастью, вагон оказался почти пустым, а поскольку час был поздний, то большинство пассажиров уже дремали и вокруг царила тишина. Арчи прислонился лбом к холодному стеклу, за которым разливалась чернильная тьма, да время от времени проносились смутные очертания облетевших деревьев и кустов, но он не замечал их. Он думал о девушке, которая осталась на каменном перроне Нью-Йоркского вокзала.
Арчи совсем не ожидал, что она так изменится, ведь с тех пор, как они видели друг друга в последний раз, прошло всего несколько месяцев. В его памяти сохранился образ хрупкой темноволосой девушки, почти девочки, с чуть грустным, наивным лицом и простодушно-открытым взглядом больших темных глаз, которая так редко улыбалась. Но девушка, с которой он случайно и так неожиданно встретился сегодня в ресторане «У Антуана» и с которой гулял по ночному Нью-Йорку, была совсем не похожа на то нежное, словно первый весенний цветок, создание, которое, казалось, стоит лишь задеть – и оно сломается и погибнет, и которое всегда вызывало у него непроизвольное и почти неудержимое желание защитить его от всего на свете. Робкая девочка, что всегда и всюду старательно соблюдала все писанные и неписанные правила, опасаясь сделать малейший неверный шаг, переживала по малейшему поводу и частенько лила слезы, которая когда-то училась вместе с ним в колледже святого Павла, жила в Чикаго и с которой он был помолвлен, исчезла, и вместо нее появилась новая Анни Брайтон – похожая и одновременно не похожая на прежнюю. Она была все так же тиха и сдержанна, но он не нашел в ней и намека на робость, чувствительность и страх сделать что-то не так. Они бесследно ушли, как и простодушная открытость ее взгляда, сменившись уверенным покоем, решительностью и неторопливостью, которые невидимой тенью сквозили в каждом ее движении, слове, жесте и даже выражении лица. Она стала резче и… сильнее. Девочка исчезла, превратившись в женщину, в которой от прежней Анни осталась только внешняя оболочка да потаенная грусть, спящая на самом дне глаз, похожих на два наполненных застывшим покоем, загадочных черных озера.
«Наверное, так и должно быть. У нее теперь новая жизнь, работа. А рядом нет никого, кто бы мог позаботиться о ней. Ответственность заставляет нас быть решительными, делает нас сильнее. Может быть, я тоже изменился, но не замечаю этого. А, быть может, она изменилась уже давно, просто я не замечал этого? Может быть и так. Мы никогда не замечаем перемен в себе
Арчи закрыл глаза, вызывая в памяти лицо любимой, но… ничего не получилось. Под опущенными веками почему-то мелькали только какие-то странно расплывчатые, словно размытые, старые образы. Краткие картины детства… Школа Святого Павла… Обрывочные, далекие, полустертые воспоминания, похожие на потрепанные и потрескавшиеся от времени, выцветшие старые фотографии, они вспыхивали на мгновение и спешили уйти в небытие. Он помнил ее. Разумеется, помнил. Но он помнил смешную девчонку с развевающейся копной вьющихся золотых волос, перехваченных красными лентами с сияющими восторгом зелеными глазами, которая лазила по деревьям, смеялась звонким смехом, бегала по холмам в сопровождении своего любимца-енота, никогда не унывала и… была влюблена в его кузена Энтони. Он помнил девочку, которая нарушала многочисленные правила школы святого Павла и совсем по-детски обижалась и злилась, когда Терруз Грандчестер называл ее Тарзаном-с-веснушками. Но Кенди больше не была маленькой девочкой. Кенди, солнечной девочке Кенди, было восемнадцать лет, и она работала медсестрой в военно-полевом госпитале, но он не мог, как ни пытался, вспомнить, как же она выглядит сейчас. Арчи нахмурился и сосредоточился, пытаясь вспомнить их последнюю встречу, но в памяти промелькнул лишь смутный образ, который внезапно заслонил другой. Девушки с черными глазами и волосами цвета ночи, ниспадающими тяжелыми прядями почти до талии, чьи черты, исполненные изящества, гармонии и тонкой красоты, казалось, были изваяны из бело-розового мрамора. Это видение было так ярко и реально, что рядом с ним призрачно-неуловимый образ Кенди, который он так настойчиво и безнадежно пытался удержать, побледнел и рассеялся, словно дым. Нахмурившись еще сильнее, Арчи попытался прогнать его, но ничего не получилось.
«Проклятие на твою голову, Арчибальд О’Коннел, что с тобой происходит? Анни разорвала вашу помолвку. У нее теперь своя жизнь, а у тебя – своя. К тому же, ты любишь Кенди. Когда она вернется, ты сможешь начать открыто ухаживать за ней и, кто знает, может быть, она ответит на твои чувства и вы будете счастливы? Поэтому выбрось из головы эти глупые бредни и прекрати думать об Анне Брайтон. То, что было между вами, теперь в прошлом, а твое будущее – это Кенди. Думай лучше о ней».
Но думать ни о чем не хотелось. Арчи сильнее прижался щекой к веющему прохладой стеклу, прислушиваясь к мерному стуку колес, медленно и незаметно проваливаясь в сон и с каждой секундой уносясь все дальше и дальше от Нью-Йоркского вокзала и девушки, похожей на друидскую колдунью, с глазами, словно два темных озера, и волосами цвета ночи.
Продолжение следует…
====== Часть 23. Час Волка ======
Нам сегодня последняя ночь отдана
Перед тем, как нагрянет беда.
Посмотри, скрыта тучами ныне луна,
Но печально сияет звезда…
А наутро нас ждет неоконченный бой,
Реки крови, крестовый поход…
Мы с тобою уйдем за Звездой,
Мы уйдем на восход, на восход…
Ведь наутро… Ну, бой. Ну, подумаешь, бой!
Битвы были и будут всегда.
Мы с тобою уйдем за Звездой,
Мы уйдем в никуда…
Кира Сакуйя
Смерть за твоею спиной,
Мрак, тишина и безлюдье.
Сердце простится с тобой,
Сердце простит и забудет…
Ярости нету в аду,
Нету в раю утешенья.
Где же тебя я найду,
Чтоб попросить прощенья?
Полночь не даст мне огня,
Боль не пригреет сердце,
Как, мне скажи, тебя
Отвоевать у смерти?
Дай мне последний вдох –
Пухом в мои ладони,
Дай мне крупицы слов,
Дай мне свой взгляд вороний.