Когда налетел норд-ост
Шрифт:
Ясно для чего. И он, Колька, сразу клюнул на эту приманку. А вообще-то она ничего девчонка, второй такой нет в их классе и на Набережной улице. А эта улица длинная, и девчонок на ней много.
— Домой двинули, что ли? — спросил в темноте Дмитрий.
Колька тотчас сорвался с места, бесшумно открыл калитку и вошел в дом.
Глава 4
ЖЕНЯ С «ЛАЗУРИТА»
Час назад поезд доставил ее в Туапсе, тихий и сонный городок, раскинувшийся на холмах меж глыбистых, типично северокавказских гор.
Все было позади — провожание мамы и сестер на пыльном иркутском вокзале, многодневная духота
В самый последний момент Женя все-таки решила ехать на турбазу морем, хотя и боялась качки — даже на Ангаре в сильный ветер ее мутило. Но море было спокойное. Можно было, конечно, ехать автобусом, это быстрей, но на автостанции один рослый парень с пушкинскими бакенбардами, неся ее чемодан от вокзала, обмолвился, что дорога на турбазу не из легких — петли да повороты. Женя, к великому его огорчению, вдруг взяла чемодан, одарила парня благодарной улыбкой и решительно пошла к порту.
В окошечке кассы Женю предупредили, что после Джубги теплоход с громким именем «Лазурит» два часа будет совершать какую-то прогулку по морю и только после этого зайдет в Голубую бухту, где была турбаза.
«Ну что ж, — решила Женя, — это даже интересно, да и море сегодня тихое, проветрюсь на воздухе!»
Она купила билет с синим якорем, пристроила свой чемодан на верхней открытой палубе и стала рассматривать громадные океанские корабли у причалов порта — на многих были иностранные флаги…
Но вот «Лазурит» дал гудок и отвалил, взяв курс к высоким зеленым берегам, тем самым берегам, которые когда-то, по словам ее лучшей подруги Инки Черняевой, навещал Лермонтов.
Инка, как и Женя, преподавала литературу, редактировала в школе литературно-художественный журнал и вела кружок по изучению жизни и деятельности русских писателей первой половины прошлого века. Это она должна была ехать на турбазу, но за неделю до отъезда упала и сломала ногу. Путевку пришлось отдать Жене, взяв с нее обещание выяснить, в каких местах там был Лермонтов. Инка до мельчайших, подчас не имеющих отношения к его творчеству подробностей знала жизнь Михаила Юрьевича с его бескомпромиссностью, прозрениями и сложностью характера, жизнь его родичей, друзей, эпоху и без устали продолжала углублять эти знания. Она уже успела напечатать в столичных журналах две серьезные, замеченные критиками статьи.
Инка была на пять лет старше Жени — ладная, с беспокойно-серыми глазами. Высокий красивый лоб прорезали еле заметные морщинки. Светлые волосы она туго собирала в пучок. Одевалась модно, многим нравилась. Три раза она «едва-едва» не выходила замуж. Инка притягивала и в то же время отталкивала от себя, и не только мужчин, — резкостью, излишней прямотой и последовательностью, переходящей в занудство, и, наверно, поэтому личная жизнь ее не удалась. Она редко была о д н а, но в душе всегда оставалась одинокой. Она и Жене пророчила, что ничего путного с личной жизнью у нее не выйдет, потому что она слишком бесхитростная, до глупости добрая, обязательная и совестливая. Но Женя на этот счет имела собственное мнение: не так уж она беспомощна и добра, как думала подруга, и, если надо, сумеет во всем разобраться и постоять за себя. Инка с жадностью следила за новинками поэзии и прозы, была очень требовательна, не терпела вранья и спекуляции на теме. И может быть, отчасти поэтому до сих пор ни один автор не затмил для нее Лермонтова. И в этой ее
Рассорившись с родителями, Инка ушла из дома и снимала комнату. Женя любила приходить к ней в гости, слушала последние магнитофонные записи, копалась на книжных полках в поисках редкой книжки, пила с ее знакомыми холодное сухое вино, вдыхала дым их сигарет, и, случалось, они сообща обдумывали, как лучше защитить на педсовете какого-нибудь набедокурившего мальчишку, не понятого чересчур суровыми педагогами…
«Лазурит» шел вдоль высоких скал, обнаженных и поросших лесами, пляжей и селений в распадках гор. В чистейшей аквамариновой воде плясали яркие солнечные блики, и Женя защищалась от них ладонью. Над головой простиралось бездонно-синее небо, вокруг — неоглядность моря, солоноватая свежесть и прозрачность воздуха, и от всего этого в душу Жени стала стремительно, как ручеек, натекать радость… Хорошо, что ей удалось приехать именно сюда! И все это благодаря Инке. Женя с нежностью вспоминала о подруге. Ей хотелось как можно лучше выполнить ее просьбу, насмотреться, надышаться, напитаться всей этой красотой и свободой…
Рядом с Женей на деревянном диванчике сидел худой горбоносый старик без шапки, с густыми, шевелящимися от ветра белыми волосами и веснушчатый парень в берете. Очевидно, оба они были местные и не замечали этой красоты.
Старик был чем-то недоволен и, жестикулируя, говорил:
— Не нужна, говорят, эта пушка, таких везде полно. И не старая — лет сто пятьдесят пролежала…
— Не могли приехать и посмотреть! — поддержал его парень.
«Что за пушка?» — Женя стала прислушиваться. Но в этот момент заревела сирена — «Лазурит» подходил к причалу. Однако на этой остановке старик с парнем не сошли. Они продолжали разговор, отойдя к корме. Женя подошла к ним поближе. Но о пушках они больше не говорили.
— На сессию скоро? — спросил старик.
— Готовлюсь, — вздохнул парень. — «Рекорд» в понедельник загнал, а жаль, отличная была машина! Даже у нас, в зоне неуверенного приема, неплохо брал и Краснодар и Туапсе. Четкое изображение давал…
— Чего ж продал?
— А кто мне оплатит дорогу до Одессы и обратно? Да месяц жизни там? Рублей сто пятьдесят уходит…
Жене стало скучно: опять деньги. Ни одного разговора без них не обходится!
— У меня ведь уже двое, — продолжал парень, и Женя снова с интересом посмотрела на его веснушчатое лицо: ну никогда бы не сказала, что у него уже двое детей!
— Трудно совмещать с работой? — спросил старик.
— Не очень… Главное, чтоб оптика и механизмы были в порядке, а там хоть стихи пиши. Жаль вот, — продолжал парень, — кипарисы велят перед маяком срубить, сектору обзора мешают, а принялись ведь, пять лет уже растут.
— Безобразие! — возмутился старик. — Как можно!
— Нет, Иван Григорьевич, они правы. Ведь описание силуэта нашего маяка вошло во все лоции мира, и кипарисы скоро исказят его, и возможны неприятности… Вы думаете, мне не жалко? Вот этими руками перенес их…
— Да, а как муравьи? — спросил старик. — Помнишь, я тебя в лесу встретил, ты нес в ведре целый муравейник… Удался эксперимент?
Женя почти вплотную приблизилась к парню.
— С муравьями отлично. И сам не ожидал. Правда, устроили они свой муравейник не позади маяка, где я их высыпал вместе со стройматериалом, а впереди. С морской стороны…
— Хитрецы! Самостоятельные!
— Не говорите! Теперь мои маячные розы и весь наш маячный сад не объедает ни одна ползучая и летающая тварь…