Когда наступает рассвет
Шрифт:
— Еще не показывались…
— Где-то уж они, мои бедняжки? Послали, проклятые, ребят малых в извоз. Обморозятся еще!
— Насильно заставили ехать, изверги! Настоящие звери! Хоть бы живыми-здоровыми вернулись! — Вздыхая и крестясь, старушка засеменила к печке. В доме на некоторое время наступила тишина.
Домна огляделась. Она бывала во многих крестьянских избах, и каждая из них какими-то своими неуловимыми приметами говорила о хозяевах, об их достатке и даже о том, насколько дружно они живут.
В избе Викул Микула было чисто. Выскобленные половицы блестели, дверца-залавка
В сенях послышался топот. Раскрылась дверь, и в клубах морозного воздуха в комнату ворвались Сандра и Мишутка. Лица у обоих разрумянились, глаза искрились восторгом. Наперебой они затараторили:
— Мам, Сандра как ударит лошадь, Пегашка как понесется!
— А Мишутка не хотел слезать с саней, еще, говорит, слетаем до конца деревни. Едва стащила его!
— Не ври, я сам слез! А дядя Опонь мне велел позже прийти лошадь напоить. Вот увидишь, как сяду верхом да как поскачу!
Мать, переодевшись, спустилась с голбца, велела детям раздеваться.
— Давайте, ребятки, завтракать! Вон и гостья проголодалась…
Дети тут же сняли одежонку, уселись за стол, быстро разыскали в лукошке свои ложки.
Бабушка принесла в большой деревянной тарелке капусту, налила в глиняную чашку грибной суп, и поставив на стол, пригласила Домну:
— Садись, Машук, поешь с нами. Не обессудь, лучше нечем угостить. Завтра сварим дичь. На прошлой неделе Катерина ходила силки проверять и принесла две куропатки. Вот они и пригодятся. Подвигайся поближе…
Домна села рядом с Катериной. Хлеб был черствый, грубый. Попробовав, она догадалась, что в хлеб примешана толченая солома с пихтовой корой. И, угадывая ее мысли, старуха сказала:
— Давно примешиваем… Слава богу, такой есть. Скоро и его не будет: мука на исходе.
Проголодавшаяся Домна с удовольствием ела и квашеную капусту, и грибную похлебку, и пареную репу. Катерина часто вздыхала, поглядывая в окно, видимо поджидая старших детей. Домна, заметив это, спросила:
— Куда послали ребят-то?
— Есть тут хозяйчик, старается для белых, из кожи лезет, — печально сказала Катерина. — Многих погнал ямщичить, а свою дочь оставил, хотя и здоровенная девка — об стенку шмякнешь, так отскочит как ни в чем не бывало. А моя Настук
— Спросить вас хочу, тетка Катерина, — наклонилась к ней Домна, — извините, если что не так скажу. Вы уже не молодые с дядей Микулом, а ребята у вас вон еще какие малыши!
— Что поделаешь, раз такое наше счастье! Первенькие-то давно оставили нас, — двое умерли, а эти не успели еще подрасти. И то сказать, Настук уже работница. Прилежная, старательная — помощница в хозяйстве, да и Петря не отстает.
— А Сандра с Мишуткой не ходят в школу?
— Ходили, да нашего учителя белые убили. Такой был славный молодой человек. Алексеем Васильевичем звали. Разговорчивый и уважительный, с каждым, бывало, побеседует. К нам частенько заглядывал. Ладил он с моим…
— За что же его убили? — спросила Домна.
— В коммунисты записался. Злые люди донесли на него… Как уж он заботился о детях бедняков!
А что с ним сделали, о господи! Тяжело рассказывать… — со вздохом сказала Катерина. Однако, помолчав, продолжала — Пришли к нему солдаты с офицером, а хозяин его, человек пожилой, Федором звали, заступился за учителя: «Собираетесь, говорит, школу без учителя оставить?..» Ну, белые и его забрали, да в волость. Били да мучили их, бедных. А затем повели на реку, к проруби. Люди видели: сначала Федора туда спихнули. Говорят, вынырнул и давай руками цепляться за край проруби. А офицер по пальцам да в голову пинать. Алексей Васильевич не вытерпел, бросился на изверга, хотел самого в прорубь столкнуть, зверюгу. Упал офицер, да не вниз головой, а боком… В это время солдат и хлоп учителя из винтовки. Прикончил наповал. Старика затолкали живым под лед, а за ним и учителя… Всей деревней оплакивали. Такого человека ни за что ни про что сгубили! Вот и остались без учителя…
Дети сидели за столом, боязливо поглядывая на мать. Перестала есть и Домна.
Тяжелый вздох Катерины нарушил гнетущую тишину:
— А теперь у них в руках и наш отец…
Она встала из-за стола, сказала Домне:
— Ты, милая, поешь и залезай на полати, отдыхай. До вечера далеко. Силенки побереги. А я схожу по делам, постараюсь повидать кое-кого. Мама, убери со стола, не давай детям вольничать, пусть не мешают гостье отдыхать. Придут без меня ребята, накорми.
Катерина оделась и вышла из избы.
Домна сняла валенки, поставила сушить на печку, а сама взобралась на полати. Ах, до чего же мягкой с усталости показалась ей соломенная постель! Подушки у Катерины большие, длинные, вроде детских перинок. Дядя Микул, видать, неплохо лесовал!
Да, жалко, что Викул Микула схватили. Но, может быть, Катерина поможет. К началу наступления надо успеть вернуться.
Мысли стали путаться, и Домна не заметила, как заснула.
Долго ли она спала, не могла понять. Сквозь сон уловила в доме приглушенные голоса, мгновенно проснулась и, не двигаясь, стала прислушиваться. Полушепотом с кем-то разговаривала Катерина, по-видимому, у стола. Другой голос тоже был женский.