Когда погаснут все огни

Вайсбах Анастасия

Наша. Отныне и до скончания своих дней ему следует говорить «мы» в официальных случаях, как и отцу.

– Возлюбленный родич. Что случилось?

– Государь, - глаза Яня Жунсиня еще горели недавним боем и бешеной скачкой, - со скорбью извещаю о кончине возвышенного государя Чжэнши. Последней священной волей императора было признание Вашего величества своим преемником. Государыня императрица преступно попыталась скрыть

его волю и объявила наследником Его высочество Шэньгуна.

– А мать?.. – голос Шэнли сорвался.

Янь Жунсинь сглотнул, словно что-то вдруг встало ему поперек горла. Шэнли нетерпеливо кивнул Пэну Мэнъяо, дозволяя говорить.

– Слуга скорбит с государем. Мать державы покинула мир через несколько часов после кончины Его величества императора.

Шэнли покачнулся. Чжу Юйсан подхватил и поддержал его. Шэнли не было необходимости смотреть, кто пришел ему на помощь. Только у заклинающего были такие сильные холодные руки.

На несколько мгновений стало больно дышать. Сердце сжалось и заныло, готовое разорваться. Мать тоже. Мать, такая прекрасная и любящая…

Давящая пустота обрушилась на него с новой силой, стократно увеличившись. Теперь он – совсем один. Теперь у него не будет никого ближе Хао Вэньяня, наставника Ли, Чжу Юйсана и Со Ливея. И никто не скажет, как ему должно поступить…

– Со Ливей…

– Господин Со даже в скорби остался верен государю. Он своевременно известил слугу о делах, вершащихся во дворце. Лишь долг заняться погребением родственницы удержал его в Гуанлине.

Родственницы? Дамы Со, конечно же! Неужели умерла и она? Умерла или была убита? Шэнли тяжело оперся о руку Чжу Юйсана. Как сквозь подушку до него доносились слова Яня Жунсиня, обращенные к Хао Вэньяню.

– Конницу благородного командира Пэна не выпускали из столицы… я покинул дворец со своими людьми и совместно мы смогли вырваться за Стены Феникса. Государь в опасности. Соколиная печать исчезла, и министр Ло обвинил Его величество и Мать державы в колдовстве…

Шэнли ощутил укол злости, внезапно вернувший ему силы. Кажется, он уже ненавидит фамилию Ло и всех, кто ее носит.

– Выступаем немедля. Если чьи-то кони утомлены и не могут идти – дать конец из наших конюшен, - голова вдруг стала ясной и спокойной, словно не была связана единым телом с разрывающимся от горя сердцем.

Шэнли с непривычной ранее для себя отчетливостью видел пораженные,

исполненные благодарности лица тех, кому выводили из конюшен бесценных сяоцзинских конец. Слышал отрывистые команды. Заметил и полный боли и тревоги взгляд Хао Вэньяня, брошенный в сторону Гуанлина, но не нашел ни слов, ни сил, чтобы ободрить и утешить молочного брата.

Не это ли предвидел отец, отправляя его в Ююнь? Чжэнши много лет провел о бок с Моу. Вероятно, он подозревал, что в стремлении удержать власть они пойдут на все.

Доспех ложился на плечи непривычной тяжестью. Свою парадную броню Шэнли оставил в Гуанлине. Но даже если бы она была здесь – она заведомо не годилась для похода. Этот доспех ему отдал кто-то из сходных с ним телосложением дворцовых стражей, бесконечно благодарящий государя за оказанную ему честь.

Шэнли уже спешил на площадь, когда заметил, что наставник Ли так и не надел дорожных одежд.

– Наставник! Время дорого, поспешите…

Господин Ли с грустной улыбкой поклонился царственному воспитаннику.

– Увы, государь. Я немолод, нездоров и не силен в этом благородном искусстве. Верхом я стану лишь отягощать вас.

Шэнли вгляделся в спокойное немного печальное лицо наставника, впервые замечая морщинки на лбу и у глаз. И с болью вспоминая, что наставник Ли старше, чем его отец.

– Вы не можете остаться.

«Не можете еще и вы покинуть меня! Потери этого дня сведут меня с ума!» - хотелось закричать Шэнли.

– Я укроюсь в храме. Пусть сердце государя не болит от тревоги – наставник клянется дожить до дня, когда с почтением сможет приветствовать восторжествовавшего государя ученика.

У Шэнли перехватило дыхание. Не зная, что следует сказать в ответ, он опустился на колени и впервые поклонился наставнику Ли, коснувшись лбом земли – как обычный почтительный ученик.

– Не медлите государь. Будьте крепки сердцем и справедливы к друзьям и недругам. И да не падут ваши знамена.

Бледный, за час будто повзрослевший на годы Хао Вэньянь придержал стремя Шэнли. Неизвестно откуда налетевший ветер с шорохом взвил тяжелое знамя – гневно кричащий золотой сокол на шелке цвета неба.

Шэнли моргнул, смахивая с ресниц некстати навернувшиеся слезы.

– На Таньчжоу!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ