Когда погаснут все огни

Вайсбах Анастасия

Когда глава дворцовой коллегии гадателей удалился, занавес отвели в сторону, повинуясь резкому жесту императрицы. Перед братом и дядей она не скрывала свой лик.

– Нужно что-то предпринять, - министр церемойний Моу Линжэнь был темнее грозовой тучи, - то, что печать так и не обнаружена, создает большие затруднения, государыня племянница. Но отсутствие определенности, пусть и видимой, способно создать затруднения стократ большие.

– Нужно начать дознание. Я уверена, жизнью своей готова поручиться, что виноват Юн Ичэн. Он всегда вертелся рядом с Чжучжэн, его племянница обручена с молочным братом Шэнли, - Синьюэ в волнении поднялась на ноги и начала

ходить по возвышении, сплетая и расплетая пальцы.

– Пока нет признаков того, что партия Его высочества Шэнли злоумышляла против Его высочества Шэньгуна, мы не можем… - осторожно начал минист Моу.

– Проклятие, которое написала кровью Чжучжэн – не злоумышление? – Синьюэ резко развернулась. Некрашеные шелка широких траурных одежд взвились вокруг нее подобно савану призрака, - они давно незаконно стакнулись с тайными заклинающими и творили нечестивую волшбу!

– Кто, будучи в отчаянии, не проклинал врага? – генерал Моу Чжэнгуань покачал головой, - и даже в этот час ее слова не были направлены против принца Шэньгуна. Раз так – дознанию должны быть подвергнуты все пятеро сановников двора, что имеют право доступа в запретный покой. Дознаватели не посмеют нарушить обеты Небесной принцессы Линлинь. Значит, со всей строгостью допросят всех пятерых.

– Министр Ло уже пожертвовал одним из своих сыновей. Мы не можем… - Синьюэ покачала головой, - однако освободить его от дознания…

– Это все равно что повесить его на мишень лучшикам, - закончил за императрицу ее брат, - лучшего способа дать повод подозревать его, а с ним и нас, мы не отыщем.

– Раз уж заговорили о Небесной госпоже Линлинь, - Моу Лижэнь пропустил между пальцев холеную бородку, - примеры сиятельной Чжучжэн и дамы Со становятся все заразительнее. Даму Люй едва успели вынуть из петли – она сочла себя униженной тем, что стражи говорили с ней непочтительно и посмели толкнуть. А чета Дэн не притрагивается к пище и питью, заявляя, что их удерживают во дворце грубым произволом. Если знатные семьи Цзиньяня начнут терять родичей, это не укрепит их союза с нами.

Синьюэ сжала виски руками. План, такой продуманный, разваливался прямо на глазах. Как и куда исчезла соколиная печать? Неужели ее скрыли после того, как Чжэнши приложил печать к последним указам? Вдруг в ларец уже тогда заперли искусную иллюзию, а подлинник унесли? Но заклинающие подтвердили, что на ларце нет ни малейшего следа колдовства, только священные охранительные знаки…

Эти же гадатели сочти и день затмения благоприятным для оглашения беременности Шучун. Синьюэ устало опустилась на подушки.

– Мы зашли слишком далеко, - глухо проговорила она, - пусть нет соколиной печати, но у нас есть прочие священные реликвии Цзиньяня: меч, зерцало и знамя. Нужно короновать Шэньгуна. Как только его имя будет оглашено – Яни подожмут хвосты. Они не осмелятся.

– А что Его высочество Шэньгун, государыня сестра? Мне показалось, что в ночь кончины возвышенного государя Чжэнши он был готов принять сторону Чжучжэн и Его высочества Шэнли.

– Я прикажу ему материнской волей. Я за вотосы втащу его на Яшмовый трон, если потребуется.

Они зашли слишком далеко, чтобы отступить. Решение подменить завещание – вот что стало последним шагом, после которого поворот назад был невозможен. Но даже там, у смертного ложа Чжэнши, еще оставался небольшой шанс вновь отступить и немного выждать, как она делала все двадцать лет, что была императрицей только по титулу. Краткая оплошность под действием охвативших ее эмоций – сродни той, что допустила дурочка Шучун с

дамой Пэн. Можно ведь было просто швырнуть в лицо Чжучжэн и ее щенку победу и позволить недолго ей поупиваться, а потом тихонько умертвить, чтобы Шэньгун остался единственным наследником и неоспоримым преемником брата. Но ненависть слишком застила ум. А растерянность и злость от неудачи с подменой завещания и от того, что Шэньгун осмелился возражать, заставили потерять голову. Победа ведь казалась так близка… проклятый министр Ло, ну как же он не догадался дать ей знать, что затея с подменой завещания не удалась?

– Пусть молодой глава Со заберет тело своей родственницы и удалится на срок положенного скорбного затвора, - негромко проговорила Синьюэ, - пошлите верных людей, чтобы даровать последний сон принцу Шэнли. И собирайте всех, кому положено по рангу, в зале Вознесенного Сокола.

***

Нечасто в истории Цзиньяня бывало, чтобы оглашение преемства происходило более чем через два дня после кончины государя. Ученые могли упомянуть лишь три или четыре подобных случая, и каждый из них был вызван невероятным стечением обстоятельств. Вопрос о преемнике государя обычно успевали решить быстрее – тем или иным образом.

И еще реже церемонию проводили в такой тревожной спешке. Государь Чжэнши болел долго, и готовились к его кончине во дворце уже давно, но все равно в каждом взгляде, в каждом жесте людей сквозила неуверенность. Ни тени торжественности и приличествующей скорби по усопшему императору, ни намека на величие мгновения – только подавленный страх, сдерживаемая растерянность, тревожное ожидание. Даже наряженные в соколиные накидки девочки, которые несли завернутые в затканный золотом лазурный шелк священные реликвии Цзиньяня, казались испуганными и выглядели так, словно вот-вот уронят свою бесценнцю ношу.

Облаченные в траурные накидки из некрашеного шелка придворные и высшие сановники казались сборищем призраков, усиливая тягостное впечатление. Поддерживая под руки, дамы провели к месту императрицы-супруги поблекшую и поникшую Шучун. У ложа умирающего свекра ее не было – носящей царственное дитя не пристало видеть смерть, - но на оглашении преемства ей надлежало присутствовать.

Растерянный и бледный министр Цай тщетно пытался придать себе надлежащую печальную торжественность. А вот советник Юн, несмотря на заметно покрасневшие глаза, являл собой истинный образчик высшего сановника, присутствующего на пусть и скорбной, но величественной церемонии. Синьюэ впилась взглядом в его лицо, ища хоть малейшие подтверждения своим подозрениям. Хоть что-то, что избавит их от необходимости отдавать на дознание всех, кто допущен к священной печати. Те, кто доказал свою верность, слишком дороги, чтобы относиться к ним как к простым шашкам на доске…

По знаку Моу Лижэня тишину нарушило гудение церемониальных гонгов, возвещающее о прибытии наследника. Однако в высоких дверях зала Вознесенного Сокола никто не появился. Среди собравшихся пронесся сдерживаемый нервный шелест голосов.

Синьюэ сжала руки так, что ей казалось, будто из-под ногтей вот-вот брызнет кровь. Где Шэньгун? Где ее сын, во имя Небес?

– Слуга смиренно молит о прощении за допущенное промедление, - возникший на пороге зала Гань Юнтай, секретарь Шэньгуна, преклонил колени, - по поручению Его высочества почтительно извещаю о решении Его высочества удалиться в скорбный затвор. Его высочество с болью в сердце извещает государыню, что почтение к священной воле возвышенного усопшего императора Чжэнши превыше его почтения к воле императрицы матери.