Кого не взяли на небо
Шрифт:
«Наша мать была шведской шлюхой», — объяснял им их сходство Хейно, появившийся на свет первым из четверни.
— По местам, — заорал он, не отрывая взгляда от выпяченной задницы длинной: та поднимала случайно выпавшую из рук тряпочку.
Он осознал, в какой позе вставит ей в первый раз. И, пожалуй, во второй.
— Мы торопимся, — сказала русалка, — Нам нужно на паром: мы хотим попасть на остров. Давайте договариваться, мальчики.
— Сколько вас? — спросил Хейно.
— Три бедные сестрички спешат к своему старому дедушке на
— Капитан по делам отбыл. На катере. К вечеру будет, — сказал Хейно, — У нас чай есть. Настоящий. Индийский. И водка. Заводская. Русская. Семилетней выдержки. Милости просим внутрь, незачем вам тут мёрзнуть. Капитан будет нами недоволен, если мы не окажем будущим клиентам достойного приёма в его отсутствие. Покорно вас просим, дамы. Не хочу показаться невежливым, но оружие оставьте. Никто не входит на причал с оружием: распоряжение самого капитана. Вам оно не к чему. С нами вы в абсолютной безопасности и под надёжной защитой. Ага?
Толстяк радушно распахнул массивную створку ворот.
— Ах, какое любезное предложение, — высокая спрыгнула на землю, — Какой глупец откажется от настоящего чая, сдобренного стопочкой русской водки. Да ещё в обществе столь видных мужчин. Мы готовы, ведите, сладенькие.
Она шагнула в проём распахнутых ворот. Хейно невольно сделал шаг назад, освобождая путь.
От этой дылды исходили вибрации насилия. И волны похоти. Звериной похоти. От неё и пахло, как от зверя. От собаки. Она воняла словно мокрая сука. Её так называемая сестра — кривая и косая тётка с чёрными тенями под глазами, вошла следом.
— Никакие вы не сёстры, — пробормотал Хейно, развязывая взглядом шнуровку на упругой груди.
— Наша младшенькая останется здесь и присмотрит за броневичком, — высокая махнула рукой в сторону пулемётной башенки Ньялы.
Симпатичная девчушка лет пятнадцати хмуро взирала на мир, опершись на приклад оружия.
— Она слишком молода, чтобы участвовать в разговорах взрослых, — подмигнула красноволосая.
— Не вопрос, — понимающе хихикнул Хейно, — Однако без глупостей: видите нашу маленькую игрушку?
Жирный палец ткнул в корабельную установку. Красноволосая приоткрыла рот, продемонстрировав острый красный язычок, что прошёлся по чувственным губам, и согласно кивнула. Хейно подозвал к себе одного из братьев:
— Делай с малолеткой всё, что захочешь, — шепнул он ему на ухо,— Но сначала отрежь язык, чтобы она не могла говорить. Нам не нужны вопросы капитана. Мы сами на них ответим.
Ворота захлопнулись, лязгнули засовы. Две женщины, сопровождаемые четвёркой вооружённых братьев: тремя отпрысками шведской потаскухи и одним — арабской, направились в сторону домика охраны.
Хейно помрачнел: его мучил важный вопрос.
«Если отрезать языки, — размышлял толстяк, — Путёвого минета не получится — сосать с язычком оно куда ведь приятней».
— Не грусти, красавчик, — высокая панибратски пихнула его локтем в бок, — Очень скоро все твои
После этих многообещающих слов волны отчаянного предвкушения, кроющие Хейно, сменились мелким ознобом смутной тревоги. Он прекрасно знал это чувство: что-то уже пошло не так.
— Не дрейфь, сладенький, — упругий бюст встретился с предплечьем толстяка.
Сиськи дохлой русалки толкали его вперёд: на необдуманные, рискованные поступки, да и...
— Хуй с ним, — отмахнулся Хейно.
Сквозь карман штанов он теребил свой распухший, изголодавшийся, убогий эстонский фаллос.
«Ебись всё конём, и будь, что будет. А будет следующее: сегодня его дружок окажется там, где и должен находиться — прочистит все дыры этим тварям. И к чёрту капитана: эти бабы будут сосать так, как и полагается — с языком. А после они немного поиграют. А если капитан нагрянет в самый разгар потехи, то они поиграют и с ним».
Хейно поднялся на скрипучие ступеньки крыльца и широким жестом распахнул входную дверь.
— Прошу вас, милые дамы.
В комнате на огромном столе гостей дожидались несколько захватанных гранёных стаканов, чайник и запечатанная бутылка водки.
Хейно притянул к себе ещё одного карапуза — свою идеальную копию — шёпотом напутствуя:
— Расстелите матрасы. Приготовьте ремни и инструмент. Ждите там.
Тот обиженно похлопал белёсыми ресницами и удалился в соседнее помещение, прихватив с собой близнеца. Отделавшись от доппельгангеров, Хейно почувствовал себя гораздо лучше.
В стаканы полились заварка, кипяток и водочка. Закуски предложено не было. Все четверо молча подняли свои полные стаканы и быстро выпили. Хейно выдохнул, достал из кармана пачку сигарет, бензиновую зажигалку, закурил и взглядом предложил дамам.
Те жёстко игнорили: русалка распустила шнуровку на жакете и стискиваемые им сиськи разъехались в разные стороны; высокая вытянула длинные ноги и бесстыже водрузила их на столешницу. Она подняла свой опустевший стакан и выжидающе уставилась на Хейно своими жёлтыми, как у дикого зверя, глазами:
— Ещё!
— Не вопрос, — он откупорил сосуд и наполнил требовательно подставленный стакан.
Разлил остатки остальным. Снова выпили. Бледная коротышка поставила стакан, утерла губы и встала с табуретки, потянув за собой высокую:
— Спасибо, мальчики. Но, сдаётся мне, вы нам изрядно поднаврали: никуда капитан не уехал: сидит на кораблике своём, а мы, видите ли, торопимся. Поэтому никак остаться здесь не можем и уже уходим. Auf Wiedersehen, красавчики.
— Не врали мы вам, — удивился Вольдемар: его подмышки провисли тёмным пятном; от потомка арабской шлюхи плохо пахло, — А вот кабы на корабле сидел своём, то непременно соврали бы: вы же такие красавицы, мы не можем вас просто так отпустить. Давайте начистоту: перепихнёмся — разок-другой, по-быстрому — а тем временем капитан возвернётся; вы и пойдёте на кораблик. Что скажете?