Колесо превращений

Петри Николай

— Хочется верить, что разведчики видели крепость воеводы Кженского, сказал он Милаву, когда по всему лагерю зашумели голоса. — Если это так, безопаснее несколько дней отдохнуть под защитой крепости, чем в лесу ожидать очередного нападения. Да и эту страхолюдину попытать не мешало бы, — указал тысяцкий пальцем на «многоглаза», которого бдительно сторожили несколько гридей, пока для «гостя» готовился транспорт.

Калькониса приводили в чувство, пожалуй, дольше, чем грузили «многоглаза» на телегу. Сэр Лионель выглядел вялым и подавленным.

— Что

это вы захандрили? — спросил его Вышата, когда отряд наконец-то выступил.

— Я себя неважно чувствую… — слабым голосом сказал Кальконис.

— Э-э, бросьте! Лучше поблагодарите Милава — он уже второй раз спасает вашу шкуру!

— Ни к чему это, — отозвался Милав. — Да и неизвестно еще, за кем приходил «многоглаз»…

Примерно через версту дорога стала заметно подниматься в гору. Вышата внимательно оглядывался по сторонам, и в памяти всплывали некоторые приметы окружающего леса. Уверенность его росла, и когда он поднялся на холм, то сказал Милаву повеселевшим голосом:

— Это то самое место! А вон и полионы к нам скачут. И я уверен, что тот крепкий воин в шлеме с перьями и есть воевода Кженский. Однако расслабляться не стоит. Верно я говорю, Ухоня?

— Сейчас проверим… — сказал ухоноид, и его тело истаяло в полуденных лучах.

Росомоны и полионы сошлись на вершине огромного холма, с которого вся окружающая местность была видна как на ладони. Полионов было не более двух десятков, и настроены они были достаточно миролюбиво. Однако Вышата, помня события прошлой ночи, решил подстраховаться и послал вперед сотника Корзуна (сотник был немного знаком с воеводой и мог его опознать). После того как сотник признал Кженского, настала очередь Милава. Кузнец приблизился к родовитому полиону и поклонился ему.

— Не сочтите за дерзость и неуважение к вам, но с нами случились странные события, и нам хотелось бы знать: перед нами действительно воевода Кженский?

— Да! — громко сказал воин в богатом зеленом плаще, имевший высокие перья на шлеме. — Я — воевода Кженский!

Милав внимательно посмотрел на собеседника и…

«Кженский Ненжес, воин в одиннадцатом колене, последние девять лет воевода в укреплении Верхняя Пава, холост, хотя имеет троих детей. Возраст равняется количеству шрамов на теле. Большой любитель женского пола, к неженскому полу относится вполне терпимо — терпит около семисот воинов в своей крепости».

Милав еще раз с почтением поклонился воеводе по-лионов и вернулся к Вышате.

— Ну? — Тысяцкий даже вперед подался.

— Это он…

Вышата просиял лицом и кинулся навстречу старому приятелю, которого, впрочем, непонятное поведение росомонов начинало все сильнее раздражать и даже тревожить.

— Что за балаган, Вышата? — спросил Кженский недовольным тоном.

Вышата сжал его в своих объятиях и поспешил объяснить:

— Не сердись, воевода, расскажу о случившемся — не поверишь!

— Так уж и не поверю? — усомнился Кженский.

— А вот поглядим…

* * *

Больше недели отдыхали росомоны у гостеприимного воеводы Кженского.

Много было напитка хмельного выпито, много было разговоров долгих говорено. Выяснилось, например, что попали росомоны сначала действительно не к полионам в поселок, а в секту «Пришествие Избавителя».

— Я сам этих сектантов терпеть не могу, — объяснил Кженский, — но трогать их не имею права, потому как от самого короля Сигиза Мунда есть распоряжение письменное: не чинить сектам «Пришествия Избавителя» никаких препон. В противном случае и мои заслуги перед отечеством не помогут дадут под зад коленом!

Вышата задумчиво посмотрел на пустой кубок и грустно произнес:

— Получается, что и при дворе короля приспешники Аваддона успели гнездо свить?

— Да это бы еще полбеды, — продолжал сокрушаться воевода, — однако в последнее время по нашим землям много всякого непотребного люда бродить стало. И у каждого охранная грамота самого короля! Смотрю и поражаюсь: физиономия только на плаху или дыбу отправлять, а я ему обязан всякое содействие оказывать. Тьфу! — Кженский наполнил твердой рукой свой кубок и поднял его: — Хочу выпить за ваше дело тайное, которого хоть и не знаю, но уверен, что оно не во вред нашему народу!

Милав с Вышатой тоже наполнили кубки, и даже Кальконис с готовностью приложился к своему питью. Один Ухоня не принимал в застолье никакого участия, спокойно наблюдая за развитием беседы из своего угла.

— Теперь что касается того чудища, что вы привезли с собой, продолжил Кженский, неторопливо пощипывая гроздь винограда. — Подобной зверюги здесь никто и не видывал. Правда, доходили до меня слухи, что на дальних выпасах, именно в сторону восточных районов, пастухи встречались с чем-то подобным. Но я посчитал их слова пьяной болтовней и не придал им никакого значения. Было это достаточно давно: год или два назад.

Милав слушал внимательно и делал в уме кое-какие памятки.

— Все это может означать только одно — кто-то серьезно готовится к вторжению в страну Рос! — произнес он уверенным тоном.

— Да что вы такое говорите?! — искренне возмутился воевода Кженский. Наши народы больше двух веков живут в мире и согласии. Да как ты только мог такое подумать!!

— К сожалению, Милав прав. — Вышата поставил свой кубок на стол. Судя по твоим словам, королем Сигизом Мундом кто-то манипулирует. И даже если самих полионов не смогут склонить на открытое противостояние с нами, то рассчитывать на вашу помощь в будущей войне нам не придется.

Кженский, пораженный словами тысяцкого, молчал.

— Вообще-то у меня тоже были подозрения по поводу непонятного шевеления иностранцев при дворе короля, — проговорил он тихо. — Но я не думал, что все это успело так далеко зайти!

В этот вечер легли поздно, потому что всем хотелось подольше побыть под защитой надежных стен и побольше поговорить с человеком, который тебя так хорошо понимает.

ШЕПОТ?

— Напряжение вокруг него очень велико.

— Ему нужно собрать все силы для отстаивания Света.