Колесо в заброшенном парке
Шрифт:
— Что ты ему такого сказал? — удивился Добрыня.
— Назвал Магистра жирным свином.
— Ну и чего ржать-то. Тут плакать надо… — Добрыня самодовольно ухмыльнулся.
Джузеппе тем временем утер глаза, достал платок и громко, с удовольствием, высморкался. Спрятав платок в карман брюк, он обратился к Бурику.
— Так что ты спросил?
Этот вопрос вызвал новый приступ уже всеобщего хохота.
— Джузеппе, — отсмеявшись, спросил Добрыня таким тоном, будто никогда не обещал вцепиться собеседнику в рожу, — а как же так получилось, что от Колеса в парке под Москвой можно попасть сюда, в Пизанские горы?
Джузеппе задумался,
— Точно нельзя объяснить… Вы, наверное, слышали, что любое пространство так или иначе искривлено? Ведь Кристалл Вселенной не прямой — он замкнут в кольцо.
Бурик переводил, Антонио и Добрыня кивали.
— Эти искривления не видны человеческим глазом, иногда даже не ощутимы. Но они есть…
Понимание в глазах Антонио напрочь отсутствовало, хоть он и не подавал виду. Должно быть, в уме он сочинял какую-нибудь очередную фугу или арию, а серьезный разговор этому творческому процессу только мешал. Добрыня, напротив, слушал с неподдельным интересом — он давно хотел найти всем этим приключениям хоть какое-нибудь объяснение. И вот, кажется, появился шанс.
Джузеппе продолжал:
— Существуют точки, которые как бы объединяют разные изгибы одного пространства, — он сцепил пальцы обеих рук и покрутил ими в воздухе. Переводчик-Бурик машинально сделал тоже самое. Получилось комично, но никто не засмеялся: Антонио раздумывал над проблемой плавного голосоведения в кульминации, а Добрыня все больше увлекался рассказом Джузеппе. Ни тот, ни другой просто не обратили внимания на синхронную жестикуляцию. — Между этими изгибами как бы возникают дыры… И часть этих дыр создал поезд. В 1911 году он зашел в горный тоннель, и…
— Поезд-призрак! — выпалил Бурик.
— Да… — Джузеппе ошарашено замигал. — Ты слышал о нем?
— Конечно! И Добрыня о нем знает. Он пропал в километровом горном тоннеле. Потом этот тоннель завалили камнями.
— А во время войны в него попала бомба, — добавил Добрыня. — Говорят, американская.
— Удивительно! — Джузеппе шумно стукнул себя по бедрам. — Мне всегда казалось, что точные данные строго засекречены. Ну что же… Тем легче мне будет объяснить. Похоже, что «дыра», через которую вы сюда попали, возникла как раз благодаря тому самому поезду.
— Это как это? — спросил Добрыня.
— Очень просто, по рельсам. Вот скажи, близ того парка проходит железная дорога?
— Конечно! Мы туда на электричке ездили.
— Уверяю тебя, что, кроме электричек, товарных составов и всяких служебных автомотрис, там наверняка появляется поезд, которого нет ни в одном расписании…
— Точно! — Бурик звонко хлопнул себя ладонью по голове. — Манихино-3! Добрыня, помнишь, ты статью мне показывал? Еще тогда, в первый раз, на балкончике. А потом мы поехали…
Бурик вдруг замолчал. При воспоминании о балкончике на него навалилась такая жгучая тоска, что слова застряли в горле.
— Джузеппе… — через силу проговорил он. — Мы… Нам очень нужно отсюда вырваться. Здесь… плохо…
— Хватит! — в наступившей тишине голос Джузеппе прозвучал глухо. — Если вы решили, что у Джузеппе Фольи совсем нет совести и понимания кое-чего в этой вонючей жизни, вы жестоко ошибаетесь.
Мальчишки от удивления пооткрывали рты. Бурик подумал было перевести сказанное Добрыне, но, взглянув на него, решил, что тот все понял и без его помощи. Джузеппе посмотрел на Бурика, словно
— Чего это он? — спросил Добрыня.
— Славка, я не знаю… У него сына отняли. Наверное, он нам как-то сочувствует.
— Ага… Держи карман шире!
— Ладно, пошли спать, — сказал Антонио.
— Пришел, весь кайф обломал, — проворчал Добрыня.
Придя к себе в комнату, Бурик, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Сегодняшняя беседа с Джузеппе не выходила у него из головы. Ему казалось, что и Антонио увидел нечто большее в этой случайной встрече в столовой. А может, не такой уж случайной? Эх, жаль, спать хочется. Пойти бы сейчас поговорить с Джузеппе один на один. Наверняка он рассказал бы… что-нибудь…
Ночью Джузеппе пришел к Бурику во сне. Почему-то он был похож на доброго учителя по рисованию из буриковой школы, Анатолия Ильича. О чем они говорили, Бурик не запомнил. Отложилось только то, что Джузеппе сказал ему перед самым пробуждением:
— Думай, Алессандро. Ты сможешь спасти своих друзей. Думай не головой, а сердцем. Только от этого может быть прок. Думай сердцем!
Имитации окон на стенах каждой комнаты изображали безмятежный солнечный день. Но, проснувшись следующим утром, каждый из мальчишек знал, что где-то там, за пределами Контура, погода пасмурная, неприветливая, и скорее всего идет нудный серый дождь. Все трое нехотя приплелись в столовую, съели на завтрак по йогурту и банану, запили все это вспененным молоком, которое заботливо приготовил для них Пьетро. Тот колдовал над каждой чашкой не меньше минуты — опускал в нее тонкую металлическую трубку, соединенную с красивой кофеварочной машиной, вспенивал молоко горячим паром, добавлял сахар, какао, посып'aл сверху щепоткой корицы. А еще насвистывал песенку Герцога. По видимому, «Риголетто» была любимой оперой Пьетро.
— Не свисти, денег не будет, — сказал Добрыня.
— Cosa? [31] — не понял итальянец.
— Глюкоза! — ответил Добрыня, забирая свою чашку.
Завтракали молча. Поев, Бурик сказал:
— Пойду еще поваляюсь.
— Я тоже, — ответил Добрыня, безуспешно пытаясь запихнуть банановую кожуру в опустевшую упаковку из-под йогурта.
— Саша, можно я с тобой посижу? — неожиданно попросил Антонио. — Ты не бойся, я тихонько. Ты спи, а я просто посижу.
31
Что? (итал.)
— Да я и не боюсь, — ответил Бурик, удивленный такой просьбой. — Приходи, конечно. Я ведь не буду спать — просто поваляюсь. Делать ничего неохота. Да и нечего…
— Тогда я тоже приду, — немного ревниво сообщил Добрыня.
Через несколько минут все собрались в комнате Бурика. Разговор не клеился, предложенные Буриком игры «в балду», «в чепуху» и «в мафию» (Антонио так и не понял, что это такое) заглохли как-то сами собой. Начинался новый день. Он, как и другие, обещал быть скучным, безрадостным, совершенно никчемным, полным надоевшего уже ничегонеделанья и навязчивых намеков Магистра. Поэтому, когда дверь без стука открылась и пропустила Джузеппе с какими-то странными мешками в руках, все восприняли этот факт со сдержанным, но энтузиазмом — все-таки хоть какое-то развлечение.