Колесо в заброшенном парке
Шрифт:
— Саша, — сказал Антонио, осторожно взяв Бурика за локоть. — Магистр говорил, что ты как-то умеешь соединять пространства. Или разъединять? Я тогда не запомнил. Может быть, ты сможешь попытаться…
— Как? — мрачно бросил Бурик. — Если бы я знал, что он имел в виду или как это делается. Тем более тут эта… Дикая Блокада, или как ее там. В общем, как пытаюсь настроиться, сразу голова болеть начинает и тошнить хочется.
— Кошмар… — посочувствовал Антонио, покачав головой. — Тогда, конечно, лучше не надо. Ты извини, что я об этом спросил.
— Да хорош тебе
— Он не папа Карло, а Джузеппе, — поправил его Бурик.
— Да хоть Дуремар. Главное, что мужик хороший. Зря я его тогда мутотой бородатой назвал…
— Так он же все равно не понял, — сказал Бурик.
— И слава Богу!
Наступила тишина. Изредка ее нарушали мальчишеские вздохи — каждый думал, как выбраться из этого дурацкого лабиринта, но не находил ответа.
— Давайте так, — сказал Добрыня, вставая. — Я пойду вон по тому коридору. Там мы еще не были…
— Мы с тобой, — поспешил перебить его Бурик.
— Послушай… — Добрыня выразительно посмотрел на него своим колючим взглядом. Тот замолчал, так и не закончив фразы о том, что они с Антонио никуда одного его не отпустят. — Не переводи, пожалуйста, то, что я сейчас скажу. Антоха слабеет. Я это понял сразу, но думал, что пройдет. Гонять его зря не стоит. Ты посиди здесь с ним, а я схожу, обследую ближайшие проходы. Выход должен быть. Я его найду, помечу как-нибудь и вернусь за вами.
Бурик молчал, искоса поглядывая на Антонио. Неужели действительно слабеет?
— Короче, ждите меня здесь. Я скоро.
Добрыня поднял рюкзачок и легко пошел в сторону выбранного прохода.
— Куда это он? — встревожился Антонио.
— Ну, ему надо… — соврал Бурик.
— А-а… — понимающе протянул Антонио.
— Скажи, ты как себя чувствуешь?
— А что?
— Да нет, ничего. Какой-то ты… вялый.
— Я отдохну и сразу стану невялый. Ты не бойся, пожалуйста.
— Да я не боюсь. Просто спросил.
— Угу…
Антонио поднял с булыжного пола небольшой гладкий камешек с красивыми темно-зелеными прожилками и принялся подкидывать его на ладони. На пятый раз камешек резко изменил траекторию и улетел в темноту.
— Что-то Добрыни давно нет, — сказал Бурик. — Странно.
— Ага… а еще странно, что здесь совсем не холодно. Будто где-то печку топят.
— Кто знает… Но откуда-то идет теплый воздух, я тоже чувствую.
— Интересно, где сейчас Добрыня?
— Я сам волнуюсь, — ответил Бурик. — Ему бы сейчас помогла нить Ариадны… Знаешь, клубок такой, его можно привязать…
— Знаю, конечно! Я читал много античных мифов — на них очень удобно писать музыку…
— А-а, понятно. Кому что… — последнее было добавлено по-русски, поэтому не вызвало у Антонио лишних вопросов.
Добрыне не везло. То и дело под ногами попадались острые камни — они неприятно давили на ступни даже через любимые «боевые» кроссовки. Батарейки в фонарике заметно подсели, и полоса света впереди была уже не такой яркой,
«Конечно, — ворчливо думал Добрыня, — у него теперь новый друг. Не то что я… Итальянец, музыкант, весь такой из себя культурный… Аж противно».
Коридор, по которому он двигался, напоминал огромную трубу, когда-то обложенную кирпичной кладкой изнутри. Столетия назад могучий поток наполнял ее, но сейчас в складках камней, устилающих пол, не было даже ручейка. Вспомнив о воде, Добрыня понял, что давно не прикладывался к пластиковой бутылке с минералкой, заботливо положенной Джузеппе в каждый рюкзачок. Сделав несколько глотков, Добрыня завинтил пробку и пошел дальше, напевая старинную песенку про «Ничего на свете лучше нету…»
За очередным поворотом Добрыня остановился. Куда идти дальше? Коридор впереди неожиданно раздвоился. Из левого ответвления тянуло теплым воздухом, и Добрыня здраво рассудил, что туда соваться не стоит — еще неизвестно, отчего там так тепло. Начертив на стене, разделяющей входы в тоннели, жирный крест и подрисовав под ним стрелку, он пошел в правый тоннель, предварительно туда посветив.
Мысли в голове продолжали роиться вокруг одной идеи, что вот уже несколько дней не давала Добрыне покоя. «Теперь они только по-итальянски трепаться будут, — думал он. — А я и не пойму ни фига. Нет, Бурик, конечно, переведет, но что это за общение такое? Через переводчика… Этого Антонио, конечно, жалко — оказаться в чужом времени, ничего не помнить, без мамы, без друзей… Стоп! — Добрыня действительно остановился от этой своей мысли. — Почему это без друзей? А Бурик? А я?». Добрыня посветил под ноги и направился вперед. «Может, я не прав, что так думаю? И Бурик не бросит меня ради Антонио?» Как же хотелось оказаться неправым!
Бурик встал и прошелся туда-сюда, разминая затекшие ноги. Антонио указал на полукруглую нишу в стене. За ней угадывалось обширное пространство.
— Давай посмотрим, что там? Чего так сидеть…
— Да ну, чего там может быть…
— Не знаю. Вдруг выход? Или просто что-нибудь интересное.
Бурик отряхнул штаны.
— Ну, пойдем, посмотрим, если тебе хочется.
Вход в нишу был выложен неровным серым кирпичом. Антонио посветил туда фонариком, но ничего разглядеть не удалось.
— Войдем? — спросил он.
— Конечно, — ответил Бурик.
Бурик и Антонио попали в небольшое сводчатое помещение. Оно было значительно шире, чем проход, по которому они шли. Бурик посветил по сторонам и замер, чуть не выронив фонарик. У правой стены грудой лежали человеческие кости. Антонио слабо вскрикнул и спиной прижался к Бурику, который сам дрожал от страха, как осиновый лист.
— Н-н-не б-б-бойся, — выдавил Бурик. — Это ведь только к-кости. Они это… ничего плохого нам не с-сделают… Я вот… совсем не б-боюсь.