Коллапсис
Шрифт:
Через несколько месяцев Эрик стал возвращаться домой раньше. Вот только вскоре и вовсе перестал выходить. Мог лежать в кровати сутками, как медведь в глубокой спячке, а из признаков жизни его выдавало только тяжёлое дыхание и крики во сне.
Он не ел и худел на глазах. Зашторивал окна, чтобы чёртов свет не мешал – от него тошнило и болела голова. И выбирался из своего убежища только по нуждам. Через два месяца Эрик наконец-то вылез из своей комнаты, и вроде как всё наладилось. Вот только в третий раз Никка вызвали по предъявлении Эрику обвинения в покушении на убийство. Он выхватил пистолет из кобуры полицейского и выстрелил. Пуля
Никк Делрой принял поражение, он не смог помочь единственному близкому человеку и пошёл на сделку с адвокатом, выбрав меньшее из двух зол: психиатрическую клинику вместо колонии.
За время, пока на Эрика надевали смирительную рубашку и тащили к служебной машине, он успел разодрать стены, оставив на них следы крови от сломанных под корень ногтей. Разворотил мебель так, что по коридору суда летали пух и обивка.
Клиника, в которую поместили Эрика, была совсем молодой – несколько лет или того меньше. Но Никк слышал о ней много хвалебных отзывов от адвоката, да и цена за лечение в год совсем символическая, не бьющая по карману, и, главное, не требующая повторного взноса.
«Медитокс».
«Медитокс» выглядел гостеприимным местом, медперсонал здесь всегда улыбался, а главврач уверил Никка, что Эрика они поставят на ноги за полгода. Маниакально-депрессивный психоз не смертельный приговор, с ним можно жить, главное привыкнуть и следовать инструкциям.
Никк приезжал каждые три дня. Первое время Эрик игнорировал его, глядел тупо в потолок и не отвечал ни на один вопрос, не реагировал ни на одну реплику. Но старший брат не сдавался и приезжал, чтобы в конце увидеть отдаляющуюся спину.
Заговорил Эрик на втором месяце лечения. И разговор этот походил на крик души. Эрик Делрой больше не выглядел отстранённым, запуганным или безразличным, напротив, он превратился в невротический комок, притронься к которому – взорвётся оглушающей истерикой. Красными помешанными глазами он озирался на медбрата, что терпеливо ждал у двери в зале для посещений, чтобы, когда Эрик закончит, отвести его обратно.
И тогда, сжав руки в замочек и наклонившись к Никку так близко, что тот почувствовал его пропитанное медикаментами дыхание, он зашептал:
– Я не могу здесь больше оставаться.
– Эрик, всё, что здесь делают, ради твоей пользы.
– Ты не понимаешь, – прошипел младший Делрой, вцепившись в руку брата. – Не понимаешь! Если я останусь, они сожрут меня!
– Кто?
Эрик оглянулся назад, гневно затопав ногами, нервно захихикал и сквозь смех выдавил невнятное:
– Вороны. Очень много воронов. С длинными клювами. Они выдирают из меня по кусочку. Каждую ночь.
– Это просто ночные кошмары, Эрик, – Никк попытался взять брата за руку, но Делрой подскочил как ужаленный, уставившись на брата разъярённым, бешеным взглядом.
– Ты не понимаешь! Не понимаешь! Не понимаешь!
Никк долго ещё слышал скандируемое «Не понимаешь», пока Эрика, заворачивая в смирительную рубашку, тащили из комнаты по коридору. Крик этот преследовал его после каждый день.
В следующую встречу Эрик проплакал всё отведённое им время, так и не совладав с собственным
В третью встречу он просидел полчаса молча, потирая подбородок и хмыкая, озираясь то и дело на свою охрану. А когда медбрат отвлёкся на пришедшего коллегу почесать языками, Эрик упал на колени и, обняв брата так, что Никк едва не свалился на пол, завопил на ухо:
– Вакцина 3А, вакцина 3А, вакцина 3А!
Никк приходил на последующие встречи всё реже, ему было больно видеть регресс в состоянии брата; слушать о монстрах, выклёвывающих его глаза, о церберских псах и зверских методах лечения. Но апогеем шизофренических россказней стала их последняя встреча.
– Он меня трахает, – на удивление спокойным, безразличным тоном заявил Эрик, и как будто даже пожал плечами.
– Прости, что? И точнее, кто? – Никк настолько опешил, что у него заплетался язык, а слова давались с трудом. Он смотрел на ипохондрически бледного брата, осунувшегося, высохшего, как скелет с натянутой насилу кожей, с синяками под глазами, будто сон был тремя незнакомыми буквами. А глаза, всегда живые бездонно-голубые глаза, превратились в две не фокусирующиеся точки, обрамлённые сеткой капилляров.
– Он трахает меня. Каждую ночь, после вакцины 4Б. Думает, что я ничего не чувствую и не помню, но я в сознании. Я не сплю. Я всё чувствую, как его член двигается у меня во рту за щекой, туда-сюда, туда-сюда, – Эрик закрутил головой, совсем как сова, и, накренив голову, шумно втянул воздух ртом. – Глубоко, я давлюсь его спермой. Она на вкус, как это молоко из столовки. Может, они поят нас его спермой?
Никк ушёл в тот день в полной растерянности. Мог ли его брат действительно подвергнуться сексуальному насилию или это очередной бред сумасшедшего? Здесь столько камер наблюдения, в конце концов, это бы уже заметили и подняли на слух. Не могут творить такие непотребства в столь престижном месте.
– Вы слышите этот шелест? – Никк шёл вдоль лужайки к воротам, когда в него вцепилась пациентка мёртвой, нереально крепкой для такой хрупкой руки хваткой. Она подняла глаза к небу и странно, но счастливо улыбнулась. – Ангел пролетел над вашей головой. Ангел с нами. Только ангел нас защищает. Не отпугивайте её.
Делрою стало не по себе, он вырвал руку, брезгливо проведя по ней ладонью, и кинулся к ожидающему такси.
В следующую встречу Никк записался на приём к главврачу клиники «Медитокс». С улыбкой, припасённой для каждого клиента, но никак для пациента Клиффорд Гилмор встречал Никка с раскрытой дверью, стоя у рабочего стола. Седина серебрилась на идеально подстриженных русых волосах. В безупречно отглаженном халате по цвету такому же бледному как его вытянутое лицо, на котором складывались длинные морщинки при широкой улыбке; с аккуратной острой бородкой и тонкими усами. Он пригласил Делроя снисходительным жестом руки за стол.
– Чем могу вам помочь?
– Мистер Гилмор, в вашей клинике лежит мой младший брат, Эрик Делрой, это имя вам о чём-нибудь говорит?
– Безусловно, я знаю каждого пациента, таков мой долг, в конце концов. – Его серо-зелёные глаза блеснули как будто в неподдельном оскорблении. – А вы, если я не ошибаюсь, его старший брат. Кажется, он упоминал о вас на групповых занятиях.
– Правда? И что он говорил обо мне?
– Кажется, что ненавидит вас, что вы испортили ему жизнь и винили в смерти родителей.