Колодезная пыль
Шрифт:
Ключик снова вынужден был отвлечься. На этот раз ошибка исключалась, к вою, похожему на песню ветра в каминной трубе, добавились невнятные человеческие вопли. Ключик закрыл книгу; закладки не требовалось, и без неё легко можно было найти место по приметной картинке.
– Что за содом?
– Валентин, ворча, проследовал в кабинет, открыл фрамугу, выглянул.
– Ва-ау! Мр-ряу!
– на два голоса вопили на крыше прямо у него над головой.
– Тварь паскудная!
– орали сверху в колодец, как в пустую бочку.
– Закрой пасть!
– Асть-асть-асть!
– раскатами гремело эхо.
– Ва-ау!
– выли на крыше, и отовсюду неслось: "Ау-ау-ау" - как будто тысячи кошек на стенах колодца
Откуда-то сверху бил прожекторный белый свет. На свежем снегу, как на экране теневого театра, Ключик увидел иззубренную чёткую линию - тень края шиферной крыши и два тёмных комка на самом краю. Один шевельнулся, вытягиваясь.
– Мра-а!.. Ва-ау!
– Ну, падлюка!..
– заорали оттуда, откуда бил свет.
– Я тебя...
Громоподобный голос раскатился трескучим матом, и какое-то время кроме ворчания и утробного "Ва-ау!" ничего слышно не было. Ключик собирался закрыть окно и вылезти на крышу, позвать Василия - сомнений не осталось, это был он, - и его пассию, какой бы она ни оказалась блохастой и паршивой.
– Мра-ау!
– подвывал на крыше любвеобильный кот.
– А я тебя предупреждал, падла, - негромко, но с отчётливым злорадством проговорил в вышине голос, и прежде чем Ключик успел шевельнуться, грянул гром.
Валентин Юрьевич от неожиданности пригнулся, голову втянул в плечи. В ушах звенело, ощущение такое, как будто двумя досками ударили по ушам.
– Не стреля...
– попробовал крикнуть он.
В каменном ущелье обвалом грохотало эхо, от края крыши летела пыль. Ключик, высунулся в окно, хотел крикнуть ещё раз, но гром грянул снова.
Шиферная труха посыпалась Валентину на голову. На крыше истошно взмякнули. Что-то чёрное сорвалось с рифлёного края, ухнуло вниз и вязко шлёпнулось на четырёхстопную лестницу. Прожекторный свет погас. Перед оглохшим и ослепшим Ключиком с полминуты мерцали разноцветные круги, затем глаза привыкли к сумраку, а уши - к негромким звукам. Чёрное пятно на ступенях подергивалось, хрипело. Что-то грохнуло по крыше пристройки. Валентин глянул туда. Чёрная кошка, примерившись, соскочила сначала с невысокой крыши вельзевулова логова на газовую трубу, потом на короткий лестничный марш. Ткнулась носом в павшего...
– Василий?!
– не веря, выкрикнул Ключик.
Кошка шарахнулась от трупа и, скользнувши вдоль стены, скрылась за углом.
Глава пятнадцатая
Валентин выпрямился, опираясь на лопату. Надо было передохнуть, с непривычки болела спина.
– Кр-ра!
– сказали у него над головою, в ветвях ясеня. Там захлопали крылья, с ветвей посыпался снег.
– Пшёл!
– крикнул в темень Валентин. На падальщика это не произвело впечатления, где-то там во тьме сидел на ветке, нахохлившись и опустив крепкий клюв. Ждал. Чёрным квадратом казалось со дна колодца небо, края тюремных стен виделись смутно. Валентин с ненавистью зыркнул на север, откуда стреляли, сквозь зубы выцедил: "Сволочь". Час назад, стоя над тёплым ещё комком чёрной шерсти, не такое орал. Но человек с ружьём больше не высовывался, одно лишь эхо вторило крикам, а когда Ключик сорвал голос и замолчал, тьма ответила хриплым карканьем падальщика.
Кричи не кричи, этим мертвеца не поднимешь. Валентин сходил за лопатой, ковырнул землю, тут попробовал копать и там. Промёрзла, взялась коркой. Тогда Ключик притащил из третьей квартиры деревянный поддон, на котором доставили в колодец жратву, принёс топор и разбил паллету на доски для костра. Пока ломал, пришло в голову, что может вернуться на шум стрелок и пальнуть в человека, раз поднялась рука на влюблённого кота. Валентин проорал сорванным голосом какие-то ругательства, сложил у корней ясеня
Лет шесть уже Зинада Исааковна каждую весну насыпала на холмики свежую землю и высаживала всякую зелень, но ничего не приживалось, расползалось по всему двору, а на могилах крысоподобных умных собачек почему-то не росло. Зина сокрушалась, соседям плакалась о потраченных даром деньгах на рассаду и подкормку, но каждую весну всё равно исправно подсыпала, подкармливала и высаживала.
– Они ей были как дочери, - сказала однажды Ключику Ядвига Адамовна в ответ на дежурную шутку про Зину.
– Тебе этого не понять, Валя. Зиночка всегда искала алтарь, на который могла бы положить живот, но ей не везло с алтарями.
Тридцатилетнему Валентину Юрьевичу и это показалось смешным, он ответил сердобольной Ядвиге очередной пошлостью в стиле разнузданных комиков двадцать первого века. Что-то такое о крысах задвинул и жертвах на алтарь ГэБэрии.
– Зря ты так, Валя, - Ядвига Адамовна тронула голову китайского болванчика.
– Времена не выбирают. Неизвестно, кем бы ты стал, если б родился лет на пятьдесят раньше. Неизвестно, смог бы не испачкаться, и сохранить хоть каплю любви, но, думаю, над Зиночкой не стал бы смеяться. В ней любви столько было, что хватило и на её му... но, что это я.
Ядвига Адамовна остановила голову болванчика и отвернулась к завешенному опрятной гардиной окну. Продолжила:
– Всё это сплетни. Не её вина, что остаток любви достался двум собачкам, а теперь, когда их нет, всем нам.
Любовь Резиновой Зины к жильцам десятого дома приняла после гибели Айнки и смерти Зюськи очень странные формы. Зина вдребезги разругалась на политической почве с Ядвигой. Павлика Зайца во всеуслышание обозвала святошей и ханжой, а Катеньку попыталась вернуть в лоно атеизма: доказывала, что бога нет, потому что вот ведь Гагарин в космос летал и бога не видел. И многие после него летали. Ключика стала путать с покойным отцом, мелочно опекала и старалась внушить, что Ленка Викторовна дурная женщина и ему не пара. В семейном сериале Вельможных взяла на себя роль резонёра, при всех поворотах любовной интриги выскакивала к рампе, чтобы сообщить о неких мелочах, ускользнувших от внимания почтенной публики. В общем, оставшейся в Зиночке искры любви хватило на то, чтобы разжечь в доме могучее пламя распри. А когда вселился после токаря Петрова в пристройку Вельзевул...
Отблески пламени плясали на стене Вельзевуловой пристройки, отражались в тёмных стёклах подслеповатого окошка со свёрнутой на сторону форточкой. Валентин снова взялся за лопату. Сдвинутый в сторону костёр дожигал последние обломки досок, надо было закончить, пока не прогорит дотла. Ледяная корка, подтаяв, оказалась не толстой, под нею лёгкая земля, супесь. "Глубоко не нужно. На два штыка и хватит" - подумал Ключик, выгреб в последний раз землю, воткнул лопату и повернулся к захолодевшему тельцу в белой с бурыми пятнами тряпке. Через четверть часа с погребением было покончено. От костра остались тлеющие уголья. Ключик оглядел едва видные в багровом сумраке холмики. Айнка погибла, сбита машиной, Зюська умерла от голода дней через десять, отказалась есть. Рядом кот Василий, джентльмен, застреленный в миг высочайшего душевного подъёма. "Ну, хватит о мёртвых, надо о живых позаботиться", - подумал Ключик, рукавом отёр мокрое лицо, остатки углей закидал размякшей жижей - землёй пополам со снегом, а затем повернулся к пристройке. "Как её звать? Имени не знаю. Может, у неё и нет имени. Чёрная, как ночь.