Колокольня Кваренги: рассказы
Шрифт:
— Простите, я задержался, — сказал я, — я задержался…
КЛАССИК КАЦ
Школьный инспектор сел на заднюю парту, и двоечники успокоились — они точно знали, что сегодня их никто не спросит. Даже Баранов, проводивший половину времени за дверью, мог спокойно сказать, что будет дальше: сейчас Нина Антоновна попросит не ударить в грязь лицом, затем скажет, что вызовет первых попавшихся, и, ткнув наугад пальцем в журнал, вызовет,
Начался урок. Нина Антоновна улыбнулась и, оглядев класс, сказала:
— Прошу вас не ударить в грязь лицом. Сегодня я вызову первых попавшихся, так что все собирайтесь с мыслями.
Она раскрыла журнал, глядя на инспектора, ткнула пальцем в список фамилий и — инспектор мог биться об заклад с кем угодно, что она попала или в Каца, или в Мальцеву.
— Мальцева! — произнесла Нина Антоновна.
Инспектору стало скучно — только за последний год он слушал Мальцеву семь раз! — «За что?» — подумал он.
Их было семнадцать, инспекторов, многие из которых в глаза не видели Мальцеву, но сюда присылали именно его.
Бодрым задорным голосом Мальцева рассказала о всемирно-историческом значении комедии Гоголя «Ревизор», отметила ее огромную обличительную силу, попутно сообщила о разложении русского дворянства первой половины девятнадцатого века и, назвав комедию бессмертной, а Гоголя великим, замолчала. Инспектор был несколько разочарован — он ожидал, что Мальцева назовет комедию бессмертной минимум два раза; меньше обычно никто из читавших ее не называл. Не читавшие называли по восемь-десять раз!
— А теперь к доске пойдет…, — учительница стала внимательно просматривать список.
«Кац! — хотелось крикнуть инспектору. — Что ты там мучаешься?.. Кац пойдет к доске… Кац!»
— К доске пойдет Кац, — произнесла Нина Антоновна.
Кац встал и пошел к столу.
— Ну, что ж, Александр, ответь нам… — начала Нина Антоновна.
— Виссарион Григорьевич Белинский, — не дослушав, произнес Кац, очень высоко оценивал бессмертную…
— Кац!!! — Нина Антоновна покраснела. — С чего ты взял, что я тебя хотела спросить об оценке Гоголя Белинским?
Она действительно хотела об этом спросить, но произошла накладка — Кац несколько поторопился — и сейчас Нина Антоновна лихорадочно искала другой вопрос.
— Вот что, Александр, — сказала она, — я хочу тебе задать несколько необычный вопрос… Хм… Назови нам, пожалуйста, своих любимых классиков и коротко расскажи о каждом.
Мальчик начал перечислять: Чехов, Гоголь, Грибоедов, Сухово-Кобылин…
Нина Антоновна торжествующе посмотрела на инспектора.
— Достоевский, Толстой и Кац, — закончил Кац.
В классе раздался смешок.
— В чем дело? — спросила учительница, — Александр, повтори, что ты
— Достоевский, Толстой и Кац.
— Это кто — Кац? — мягко спросила она.
— Папа, — ответил мальчик. — Кац — это мой папа…
Нина Антоновна собрала волю и широко улыбнулась.
— Я знаю, ты — шутник, Александр, — сказала она, — но здесь не место…
— Я не шучу! — произнес мальчик.
Наступила пауза. Ни в одной из инструкций ни слова не говорилось о том, что делать в подобных случаях.
— Ты хочешь сорвать урок, — сказала она. — Пожалуйста, срывай!
— Мой папа — классик! — повторил мальчик.
— Александр, я знаю, твой папа пишет, но… он — не классик. Он — хороший, но не классик.
— Нет, классик! — возразил Кац. — Вы не знаете…
Наступила пауза.
— Александр, поверь мне, — наконец, выдавила Нина Антоновна, — я таю всех классиков, но твоего папы нет среди них… При всем моем уважении к нему. Ты не виноват… Он не виноват, — сказала она в сторону инспектора. — Он просто не знает, что такое классик.
— А вы его что-нибудь читали? — спросил Кац-младший. — Что вы читали?
Нина Антоновна Каца не читала, но, конечно, никак не хотела обнаружить это перед инспектором.
Напишет там в своем отчете «Не читала Каца» — иди потом, выкручивайся. А вдруг он, действительно, ничего пишет?
— Почти все, — сказала она, сверля глазами Каца-младшего, — и тем не менее я считаю, что он — не классик. А как вы считаете, Ян Петрович?
Она не думала обращаться к инспектору. Видимо это произошло от сильного волнения.
— Мне кажется, — ответил инспектор, — что Кац — классик…
Он улыбнулся. Учительница остолбенела. Она поняла шутку инспектора, она знала, как он не любил ходить на ее уроки, как он страдал на них, как ему надоело прослушивать одних и тех же, и, тем не менее, месть была жестокой.
— Ну, видите, — ляпнул Кац. И это было последней каплей.
— Выйди вон, — сказала Нина Антоновна, — и без родителей не являйся!
Кац-младший, гордо откинув голову, вышел.
Папа работал. Он писал вступительный фельетон для двух эстрадных артистов, недавно вернувшихся из поездки по Азии и Африке. В тех краях их давно любили, и поэтому они выступали там гораздо чаще, чем дома. Местных жителей особенно поражала способность актеров исполнять куплеты на их родных языках, включая племенные.
Актеров принимали вожди племен, шейхи, падишахи, а в последнюю поездку вождь одного племени им даже подарил часы. Это так растрогало артистов, что, возвратившись на родину, они попросили папу написать для них стихотворный фельетон, который обязательно начинался бы со слов: «Шейх Мухаммед нам подарил часы».