Колымский тоннель
Шрифт:
в колею. Я почти достигла равновесия между страстью и брезгливостью. Я уже начинала гордиться
собой... Был даже эпизод, который я впервые за год мучений назвала бы забавным. После уборки я
села на край кадки, в которой росла пальма. Было поздно, безлюдно, чисто, покойно. Я совсем
забыла, что деда-вахтера заменяет молодой электрик, который ко мне неравнодушен. Негодяй
воспользовался тем, что во всем доме нас двое, запер входную дверь и подкрался ко
представить, какое это было животное, если оно решило, что паркетный пол может заменить
настоящей женщине постель. Пришлось вызвать "скорую" и оставить его инвалидом прямо под
пальмой.
И тут появился муж. Не погиб и даже похорошел. Вася, это было похоже на наш с тобою выход
из пещеры. Мир засверкал и запел. Возлюбленный припал к моим стопам и признался, что он
нарочно организовал свою погибель, чтобы дать мне настоящую свободу. Сам же он любит только
меня и, если за этот мучительный год я ни с кем не связала свою жизнь, он был бы счастливейшим
из смертных и так далее.
Я очень обрадовалась, что он жив, и прогнала его.
Говорить тут больше не о чем, перехожу к следующему сну.
6. Сон о страхе.
Что сильнее страха? Кто сам не пробовал, тот заговорит о воробьях, которые бросаются на
собак, о вражеских амбразурах и тому подобном, чтобы получилось, что сильнее страха -- отчаяние.
А я скажу точно: страх -- самое сильное чувство в человеке, и сильнее не бывает.
Ты догадался, о чем будет сон? То-то.
Человек храбр, пока у него есть шанс. Пока мы удирали от Кешки, мы его не боялись. Потому что
у меня был ты, а у тебя был автомат. Но разве мы от Кешки удирали? От кого мы удирали, те бы нам
шанса не дали. Но это еще не сон. Это так, мысли. А вот сон.
Сижу перед зеркалом -- любимое занятие. (Ах, Вася, вот почему наши предки боялись зеркала:
они видели его во сне!) Смотрю на себя, а за спиной кто-то стоит. Оглядываюсь -- никого. Откуда ему
быть: все на запорах, все, что открывается. И опять смотрюсь. Примеряю драгоценности. Знаю, что
их до меня носили. Знаю, как они добыты. Но люблю быть красивой. Притом -- чтобы все настоящее,
тяжеленькое. И потом -- не очень-то я знаю, как их добыли. Может, с убитой сняли, а может, просто
украли из квартиры. Сама не видела, так в чем же моя вина? Я не брезгливая, бог миловал. Я не
уродина, даже более того. Сама-то перед собой -- невинна. Сама-то перед собой могу я
покрасоваться. Они ведь только и мои, пока у меня. А придет Жан Бажан -- только я их и видела. Ему
не жалко, он может и подарить. Только все равно
"Рубин" и сама себе подари. Любую побрякушку. Хоть легкую, хоть тяжелую. Беру эти деньги и прячу.
И никаких побрякушек не покупаю. Потому что опасаюсь в них на люди выходить. Люди полюбуются
тобой, потом одну подстерегут и -- снимут. Хорошо, если с живой. Но это еще не страх. И та фигура,
что появляется в зеркале -- это тоже не страх. Так себе, галлюцинация. Рассказать Жану Бажану --
обхохочет и скажет, что надо меньше глядеться. И спросит, появляется ли фигура, когда я без
побрякушек. Не появляется? Вот и не надевай.
Берут Жана Бажана. Прямо у меня на дому. Берут живьем. А он не дается. Он стреляет, в него
стреляют, все попадают, Жан лежит, эти двое лежат -- обыкновенное дело, оказывается, если сама
цела.
Допрашивают. Почему пособничала? Его боялась. Почему не донесла? Вас боялась. И его тоже.
Всех на свете боюсь. Берут подписку о невыезде. И куда я выеду, где мне жить? Иду домой,
посмеиваюсь. Было страшно? Когда стреляли, волновалась, когда допрашивали -- меньше. Шанс
есть -- страха нет.
Опять сижу перед зеркалом. Уже морщинки, уже крашусь. Кто-то маячит за спиной.
Оборачиваюсь -- никого. Откуда ему взяться -- заперто все. Почему маячит? Мало ли, почему.
Мерещится. Психика у меня такая. Тонкая.
Бояться мне теперь некого. Не содержанка у бандита. Сама по себе. Завмаг. Промтовары. Все
честно, все на доверии. Ревизуй, снимай кассу в любую минуту -- все будет денежка в денежку. Мои
девочки -- ударницы труда, комсомолки и красавицы. То, что красавицы, -- главное условие. Шесть
красавиц. Три в торговом зале, три в подсобке. У каждой свое рабочее место, с отдельным входом и 79
запирается изнутри. Посторонним вход запрещен. А разрешен только тем, кто платит и кому
доверяем.
Конечно, коллеги из торга спрашивают, как мы при таком нищенском жаловании сводим концы с
концами. Отвечаю: честность дороже всего. Иногда шучу: подсобное хозяйство кормит! Умный
смолчит, дурак не догадается.
А живем не хуже тех, кто ворует. И одеваемся, и макияж, и побрякушки -- все прямо от фарцов
(так у нас называются спекулянты). В соцсоревновании -- всегда первые. Все праздники -- вместе. На
субботники -- воскресники -- демонстрации явка стопроцентная. Всей комсомольской организацией
шефствуем над детским домом. В газете был фоторепортаж: "Волшебницы в розовых халатах".