Колючее счастье
Шрифт:
Чёрт возьми, да они все тут, похоже, олимпийские чемпионы по самообману! Дружно сделали вид, что ничего не случилось, что всё так и должно быть, и сами же почти поверили в это. Закрылись в своих обидах, погрязли в ошибках, искренне считая, что ничего уже не исправить, что прошлое не вернуть, а поэтому и ворошить его не стоит.
Глеб вздохнул и горько усмехнулся своим мыслям. Что-то совсем его развезло, на лирику потянуло, на метафоры… А хотелось просто выматериться, громко и цветасто. Пойти и разбить что-нибудь. Треснуть кулаком о стену, как в лихой
К чёрту! Теперь он уже ни на что повлиять не в состоянии. Всё, что на сегодняшний день он мог сделать, он сделал. И даже чуть больше. Слегка вправил мозги Святославу, указав верный вектор движения, покаялся в содеянном Евгении, взяв на себя волчью долю вины. Теперь… теперь дело действительно только за ними двоими.
Лара не спала. Она явно ждала мужа, иначе как объяснить то, что, несмотря на все его старания не шуметь, спустилась вниз, как только он, вынырнув из воспоминаний, стал шарить по кухонным шкафам в поисках чего-нибудь, способного хоть немного заглушить саднящую боль растревоженных ран. Заслышав тихие приближающиеся шаги, Глеб застыл на месте, тут же забросив поиски. Лишь чуть повернул голову, давая понять, что заметил приближение жены.
Она постояла немного в напряжённом, каком-то звенящем молчании, но затем подошла сзади и обняла мужа, ткнувшись лбом ему в спину. Глеб шумно выдохнул, опуская голову и закрывая глаза. Часть неподъёмного груза, лежащего на сердце, ухнула куда-то в неведомую бездну. Он взял себя в руки и развернулся к Ларисе лицом. Заглянул в глаза, ища там осуждение и поддержку одновременно. Порывисто схватил руки, чуть шершавые и не по-женски сильные — работа, чёрт её побери! антисептики, химия, постоянные нагрузки! — и в ненаигранном раскаянии поднёс их к губам.
— Лиза звонила, — поведала Лара тихим, слегка охрипшим от долгого молчания голосом. — В спешке забыла какие-то вещи, просила передать человеку, которого завтра-послезавтра за ними пришлёт.
— Жаль девчонку, — вымолвил Глеб.
— Жаль, — тяжело вздохнула Лариса. — Но, наверное, лучше так. Пока не поздно.
Глеб только печально усмехнулся. Не поздно ли? Хотелось верить, что нет.
— Ох и натворили мы с тобой дел, Алексеич! — Лара отстранилась, и отошла, чтобы включить чайник.
Электроприбор тут же зашумел, разгоняя неуютную тишину, в которой даже приглушённые голоса резали слух своим отчётливым звучанием.
— Мы? — удивился Глеб, не веря, что не ослышался.
— Мы-мы, — подтвердила она. — Или ты считаешь, что я дура набитая? — и жена уставшими, но внимательными и мудрыми глазами вопрошающе уставилась на него.
— Нет, конечно, — хмыкнул он, понимая, что после всего произошедшего некоторые выводы напрашивались сами собой. — Но всё же даже сейчас ты многого не знаешь…
— И как никогда хочу это узнать, — Лара сложила на груди руки, и даже щелчок выключателя закипевшего чайника не заставил её отвлечься и отвести от мужа ожидающий
И он признался. Рассказал без утайки о том, как угрожал её сыну, как заставил его исчезнуть из жизни Евгении. Как слишком поздно понял, что совершил ошибку, возможно, главную в своей жизни. И как всеми силами пытался её исправить.
Они ещё долго разговаривали, даже и не вспомнив о чае или о чём-то более крепком. И ещё дольше молчали, слушая шорох снегопада за окном, и понимая, что теперь только время сможет дать ответы на волнующие вопросы. Только время заставит примириться с ошибками родных и, несмотря ни на что, любимых людей, понять их причины, принять раскаяние и простить. Простить, чтобы двигаться дальше. Чтобы жить.
42
42
Когда за отцом закрылись двери лифта, Евгению накрыло приступом растерянности. Что делать? Как себя вести?
Она устало прислонилась к дверному косяку, не решаясь вернуться в квартиру. Словно боясь, что после того, как она закроет за собой дверь, всё произошедшее рассеется как мираж, что вместе с щелчком замка она пробудится и поймёт, что это сон. Что сидящий где-то там внизу в машине и курящий одну за одной Святослав — плод её больного воображения, фантазия, выданная воспалённым сознанием за явь…
— Жендос, — развеяв все сомнения, из лифта вывалилось тело с поникшими плечами, взглядом побитой собаки и… собственно, следами побоев на небритом лице.
Женька моментально встрепенулась. Нахмурилась. Ну конечно! И как ей раньше это не пришло в голову? Они подрались! Отец и Слава! Вот, значит, как они поговорили! Начистили друг другу физиономии!
— Боже! Ты что, его ударил? — тут же накинулась она на братца, на миг забыв обо всём остальном. — Он же старше, да он же в отцы тебе годится! Да он, по сути, и есть твой отец!
— Он сам попросил, — виновато хмурясь, посмотрел на Женю Святослав.
— Сам? Ты в своём уме?
— Он настаивал, — уже более твёрдо произнёс Слава. — Жень, он здоровый взрослый мужик, способный самостоятельно принимать решения. Он орал на весь бар, и требовал ему врезать!
— И ты врезал, — констатировала она.
— Врезал.
— И получил сдачи.
— Ещё как получил, — неосознанно потёр он место, куда пришёлся удар, рукой.
— Постой… — Женька тряхнула головой, словно не веря в происходящее. — Бар? Какой ещё бар?
— Обычный бар, — объяснил Святослав. — Не на глазах же у матери нам было выяснять отношения! Мы пошли в бар, выпили… точнее — пил я. Поговорили. Знаешь ли, нам было, что друг другу сказать.
— Господи… Сумасшедший дом какой-то… — Женя устало отступила внутрь квартиры, без слов приглашая Святослава войти.
Он на секунду замялся, но всё же сделал несколько шагов, проходя мимо неё, так и замершей у двери.
— Симпатичная квартира, — осмотревшись, промолвил Слава, нарушая воцарившееся на долгие мгновения молчание.