Командир полка

Флегель Вальтер

–  Пошли!
– заявила фрау Хаген и встала.
– Я сказала все.

Все женщины поднялись и следом за ней пошли к двери. Фрау Мейер, взявшись за ручку, сказала:

–  Напрасно мы надеялись на эту беседу.

Фрау Камски думала, что Харкус на прощание скажет женщинам что-нибудь, что разрядило бы обстановку, казалось, и сами женщины этого ждали, но майор, кроме обычного «до свидания», не сказал ничего.

Как только женщины ушли, майор принялся за свою обычную работу. Он всегда работал очень быстро, правда, бывали у него случаи, когда что-то мешало.

Вот и теперь этот разговор с женщинами несколько выбил его из колеи.

Они пришли к нему, чтобы поговорить откровенно, поделиться своими заботами, хотя прекрасно понимали, что он, работая тут всего одну неделю, не в состоянии что-либо изменить. Однако на сочувствие и понимание они вправе были рассчитывать, но не получили даже и этого немногого.

Фрау Камски ругала себя за то, что вовремя не смогла помочь начальнику. Войдя в кабинет майора, чтобы убрать посуду, она сказала:

–  У фрау Мейер, между прочим, шестеро детей. Троим из них по состоянию здоровья противопоказан здешний климат, и потому они большую часть времени живут у бабушки с дедушкой.

Харкус, уже переключившись на свои дела, планировал осмотреть сегодня вместе с Гауптом учебные классы и стрелковый полигон. После слов секретарши он вспомнил о неожиданном визите женщин. Взглянув ей в лицо, майор не заметил на нем ни тени упрека, оно было только задумчивым.

–  Тогда почему же Мейер не просит перевести его в другую часть?

–  Он не писал рапорта по этому поводу, а у нас его считают незаменимым. Вот уже четыре года, как он возглавляет полковые артмастерские: лучшего начальника мастерских трудно себе и представить.

Харкус записал в своем блокноте, который так и лежал открытым на столе, фамилию офицера.

–  А почему до сих пор ему не помогли? От кого это зависело?
– спросил майор.

–  Точно я не знаю, - тряхнула головой секретарша, - но думаю, что это зависит от того, кому он подчинен…

–  И кому же?

–  Подполковнику Пельцеру.

Харкус встал, подошел к окну и сдвинул гардину в сторону. Он увидел, как женщины подходили к проходной. Возглавляла это шествие полная фрау Мейер.

–  Об этом вам следовало сказать мне заранее.

–  Я думала, что вы и так все знаете.

Харкус задернул гардину и отошел от окна.

–  В будущем прошу вас всегда ставить меня в известность о таких вещах. Вы должны точно знать, известно мне о чем-либо или нет.

–  Хорошо.

–  А что вы можете сказать об остальных?

–  Фрау Хаген лаборантка, специалист по химии, - быстро, будто ждала такого вопроса, ответила фрау Камски.
– Ее муж после окончания офицерского училища хотел попасть служить в часть, расположенную где-нибудь на юге, поближе к месту, где жила и работала его жена. У нас он служит более года и уже не питает никакой надежды на перевод. Супруга его пожертвовала своей специальностью ради мужа.

–  Можно было все сделать по-другому.

–  Вполне возможно, но на деле все получилось так, - Фрау Камски взяла в руки подносик.

Выражение лица у майора стало озабоченным. Он злился на себя за то, что говорил с женщинами

не так, как следовало бы. Харкус вспомнил, как несколько дней назад Ильзе Вебер посоветовала ему считаться с мнением жен офицеров и жителей поселка, О двух из женщин сейчас он кое-что узнал. О двух из двухсот пятидесяти, у которых свои заботы и свои огорчения. Ильзе безусловно права: ему нужно знать все, считаться со всем. И они, эти женщины, должны знать, что он, майор Харкус, интересуется их положением и их делами. Сегодня он совершил ошибку, исправить которую ему удастся не скоро. Женщины уже дошли до поселка, и через два-три часа почти все его жители узнают, как с ними разговаривал командир полка и что они ушли ни с чем. Радость, которую Харкусу доставили достижения шестой батареи, была омрачена разговором с женщинами.

Майор раскрыл папку с документами и подписал некоторые из них. Внизу лежали три рапорта с просьбой о переводе в другую часть: два из них были написаны офицерами, один - старшиной. Все военнослужащие были из первого артдивизиона. Харкус знал одного из них - лейтенанта Хагена, командира первой батареи. Двое других были командирами взводов.

Майор закрыл папку и выругал себя: «Глупец, поступаю опрометчиво да еще других виню». Он несколько раз прошелся по кабинету, и это немного успокоило его. Снова раскрыл папку с документами и перечитал рапорты. Потом сел к столу и, проведя обеими руками по лицу, нажал клавишу переговорного устройства.

–  Освободился?
– спросил он, услышав голос Вебера.

–  Не совсем, но сейчас у меня как раз перерыв, зайду.

Через минуту Вебер был уже в кабинете командира полка.

–  Ну, жив остался?
– усмехнулся Вебер.
– Когда женщины вышли от тебя, вид у них был такой свирепый, будто они разорвали тебя на части.

–  Ты же знал, зачем они шли сюда… и ничего не сказал мне.

–  Ты мне тоже не все говоришь.
– В голосе Вебера не было упрека, который можно было прочесть лишь в его глазах.

–  А с рапортами ты ознакомился?
– спросил Харкус, показав на папку.

–  Я их направил тебе, для информации.

–  Ну и?…

–  Я же тебя предупреждал.

–  И теперь ты чист, не так ли?

–  Что значит «чист»?
– Вебер сел, подвинул к себе папку и прочел рапорт Хагена.
– Он прав по-своему, ты - по-своему. Каждый из вас прав, но для нас это не выход.

–  Как вы относитесь к людям?!

–  А теперь ты хочешь остаться «чистеньким»?

–  Если что планируете, так делайте это с умом…

–  Женщин к тебе никто не подсылал, они сами так решили…

–  Кто знает! А почему до сего дня не решены вопросы о перемещении? Если бы мы тринадцать лет назад начинали работать с такими людьми, то до сих пор жили бы в палатках!

–  А с приходом других все через два дня изменилось, да?

–  Два дня тоже время!

–  Эти два дня ни Хаген, ни другие голодными не оставались.

–  Болтовня!

–  Нужно с ними поговорить, и хорошо, если бы ты присутствовал при этом разговоре. В пятницу у нас партийное собрание.