Комментарий к роману "Евгений Онегин"
Шрифт:
Поэма Баратынского «Пиры» (написанная в 1820 г.) представляет собой посредственную элегию, во многом созданную под влиянием французской поэзии изящного и банального XVIII в. В первом издании (1821) она состоит из 268 стихов, написанных четырехстопным ямбом со свободной схемой рифмовки. Баратынский в мрачной Финляндии, где был расквартирован его полк, ностальгически вспоминает дружеские пирушки 1819 г. с собратьями-поэтами в веселом Петербурге. В посвящении гл. 4 и 5 ЕО (впервые опубликованном в феврале 1828 г. и адресованном Плетневу) Пушкин подражает стихам 252–253 «Пиров», которые одно время он даже собирался сделать эпиграфом к первой или четвертой главе, что превратило бы подражание в комплиментарную ссылку. Он использовал другой стих (52) «Пиров» в качестве эпиграфа к «московской» седьмой главе (1827–1828, опубликована в 1830) и косвенно
Пушкин — тот, каким он был в 1819 г., — описывается Баратынским в поэме (стихи 210–213) как:
Очаровательный певец Любви, свободы и забавы, Ты, П<ушкин>, ветреный мудрец, Наперсник шалости и славы…В переработанном издании «Пиров» (1826), вышедшем в свет вместе с поэмой Баратынского «Эда», о Пушкине говорится:
Ты, П<ушки>и наш, кому дано Петь и героев, и вино, И страсти молодости пылкой, Дано с проказливым умом Быть сердца чудным знатоком И, что по-моему не малость, Быть прелюбезным за столом!В окончательной редакции 1835 г. «чудным» заменено на «верным», а следующие две строки сплавлены в одну:
И лучшим гостем за бутылкой.Баратынскому не нравился ЕО, и в письме от 1832 г. он отзывается о романе как о блистательном, но юношеском подражании Байрону.
Предваряя посылаемый Прасковье Осиповой, находившейся тогда в Твери, экземпляр «Пиров» и «Эды» (опубликованных 1 февраля 1826 г.) 20 февраля 1826 г. из Михайловского, Пушкин доброжелательно отзывался об «Эде», «финляндской повести», как о «chef-d'oeuvre de gr^ace, d''el'egance et de sentiment» [515] . Эта на редкость неуклюжая и банальная поэма, состоящая из 683 стихов четырехстопного ямба со свободной схемой рифмовки, была начата в 1824 г., опубликована в 1826-м и переработана в 1835-м. Финская девушка Эда, соблазненная русским гусаром Владимиром, по несчастному совпадению (стихи 63–69) внешне мало чем отличается от Ольги Владимира Ленского (Е0, гл. 2, XXIII, 5–8):
515
«Шедевр грации, изящества и чувства» (фр.)
(В окончательном тексте 1835 г. последнее восклицание убрано.)
Поцелуй Эды и Владимира описывается как «влажный пламень» (стих 159), заимствованный, как я заметил, из «Обеда» Шарля Мильвуа (Ch. Millevoye, «Le D'ejeuner»):
Un long baiser, le baiser du d'epart Vient m'embraser de son humide flamme. [516]1 …томной… — Излюбленный эпитет Пушкина и его школы — «томная глава», «томные глаза», «томный взор», что в основном соответствует аналогичному понятию у французских и английских писателей-сентименталистов; но в силу своей созвучности с прилагательным «темный» и благодаря по-итальянски насыщенному звучанию русский эпитет по своей мрачной торжественности превосходит английский «languorous» и не обладает ироничностью последнего Следует отметить, что состояние и ощущение «неги» близко по значению более наигранному и, как правило, менее приятному состоянию «томности». То, что это состояние,
516
Долгий поцелуи, поцелуй расставанья / Зажег меня своим влажным пламенем (фр.)
12—13 Именно в Финляндии Баратынский написал свое первое стихотворение, открывшее для проницательного читателя его талант. Речь идет о «Финляндии», впервые опубликованной в 1820 г. в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения». Вот начало этой элегии в духе Оссиана, состоящей из 72 ямбических стихов со свободной схемой рифмовки:
В свои расселины вы приняли певца, Граниты финские, граниты вековые…и завершение:
Златые призраки, златые сновиденья, Желанья пылкие, слетитеся толпой! Пусть жадно буду пить обманутой душой Из чаши юности волшебство заблужденья! Что нужды до былых иль будущих племен? Я не для них бренчу незвонкими струнами. Я, невнимаемый, довольно награжден За звуки звуками, а за мечты мечтами.14 …горя… — Речь идет не о горе разлуки, но о прискорбной необходимости, на которую Пушкин обрекает самого себя, перевести русским стихом воображаемое послание на французском.
XXXI
1 Письмо Татьяны предо мною… — Его появление в руках Пушкина, выступающего в качестве персонажа романа, может быть, в частности, объяснено тем, что оно было переписано для него Онегиным в Одессе, где в 1823–1824 гг. они предавались воспоминаниям о своих прошлых увлечениях, скрашивавших их прогулки по берегам Невы в 1820-м (см. «Путешествие Онегина», коммент. к гл. 8, рукопись, XXX)
По ходу романа Пушкин приводит образчики сочинений всех троих главных персонажей: письмо Татьяны, последнюю элегию Ленского и письмо Онегина.
2 Его я свято берегу… — В переводе этого места на английский мне помогло французское выражение «je la conserve religieusement».
5—6 Кто ей внушал и эту нежность, / И слов любезную небрежность? — Ответ: Парни. См., например, его выражение в стихотворении «Следующий день» («Le Lendemain» m «Po'esies 'erotiques», bk. I):
Et ion ^ame plus attendrie S'abandonne nonchalamment Au d'elicieux sentiment D'une douce m'elancolie