Комментарий к роману "Евгений Онегин"
Шрифт:
Французские анаграммы «Annette Ol'enine» цветут тут и там на полях рукописей нашего поэта. Ее имя, написанное справа налево, мы находим в черновиках «Полтавы» (2371, л. 11 об.; первая половина октября 1828 г.) — ettenna eninelo; а серьезность намерений Пушкина отражена в имени «Annette Pouchkine», появившемся в черновиках первой главы «Полтавы», вероятно в тот самый день, когда царю было написано покаянное письмо о «Гавриилиаде».
Зимой 1828/29 г. Пушкин сделал предложение Аннет Олениной и получил отказ. Ее родители, как ни восхищались талантом Пушкина, были четой консервативной и на первое место ставили успешную карьеру, а потому, вне всякого сомнения, не могли одобрить его безнравственные стихи, любовные похождения и пристрастие к штоссу. Столь же очевидно, что Аннет Оленина не любила Пушкина и рассчитывала на гораздо более блестящую партию{205}.
В
В отвергнутом черновике стиха 1 (л. 32) значится также:
Гусар, красавец белокурый…Другой отвергнутый черновик стихов 1–3 содержит следующий вариант:
Тут был диктатор бальный хмурой ……………………………………………… Тут был с своей прелестной дурой…Еще один бальный диктатор появляется в черновике (л. 32 об.). Это «<Хрущов>… Творец элегии французской» (стихи 5–6) и он же отец «Лизы Лосиной».
Черновик стиха 7 (л. 33) сообщает:
Тут Лиза Лосина была…Ее отец изображен в первом варианте стихов 10–11 (л. 32 об) как
Нулек на ножках…а в отвергнутом черновике он обозначен со всей определенностью:
Тут был ее отец АО…Это монограмма Алексея Оленина (1763–1843), директора Публичной библиотеки с 1811 г., президента Академии художеств с 1817-го, который и сам был художником.
Несколькими годами ранее, в письме Гнедичу от 24 марта 1821 г., Пушкин, выражая благодарность последнему за присланный ему экземпляр первого издания «Руслана и Людмилы» (в выпуске которого Гнедич принимал участие), восхищается виньеткой, сделанной Олениным на титульном листе: «Чувствительно благодарю почтенного АО». Этот фронтиспис (в действительности вы- полненный кем-то другим по эскизу Оленина){206} представляет собой четыре сцены из поэмы, на одной из которых изображен колдун Черномор с повисшим на его бороде Русланом, они летят над зубчатой башней типичнейшего западноевропейского замка.
Не следует забывать, что Оленин вместе с Карамзиным, Жуковским, Гнедичем, Чаадаевым и Александром Тургеневым (последним по порядку, но не по оказанной помощи), приложил максимум усилий, ходатайствуя перед двором и кабинетом министров за Пушкина, когда (в апреле 1820 г.) царь пригрозил сослать его в монастырь на север, а именно на Соловки, где век спустя Советами был создан один из самых позорных и бесчеловечных концлагерей.
XXVII
13—14 Запретный плод вам подавай, / А без того вам рай не рай. — Необходимость использования тринадцати английских
Черновик (2371, л. 88 об.) содержит следующую альтернативную строфу:
<Смотрите> в залу Нина входит, Остановилась у дверей, И взгляд рассеянный обводит 4 Кругом внимательных гостей — В волненьи перси — плечи блещут, Горит в алмазах голова, Вкруг стана <вьются> и трепещат 8 Прозрачной сетью кружева И шолк узорной паутиной — Сквозит на розовых ногах. Один Онегин <…> 12 Пред сей волшеб<ною> картиной Одной Татьяной поражен, Одн<у> Тат<ьяну> видит <он>.Эта и последующая альтернативная строфа XXVIIb изобилуют неожиданным богатством образов. Сохрани наш поэт эти чувственные строки, Нина, конечно, затмила бы Татьяну.
«Горит в алмазах голова», несомненно, перекликается с «Балом» Баратынского (опубл. 1828), где так описываются прически красавиц в бальной зале (изд. 1951, стихи 16–17) — «Драгими камнями у них / Горят уборы головные»; а у княгини Нины «Алмаз мелькающих серег / Горит за черными кудрями» (стихи 481–482). Не будем забывать, что описание экипажей у подъезда празднично освещенного особняка в ЕО (гл. 1, XXVII) повлияло на начало «Бала» Баратынского; теперь перед нами обратный процесс: конец ЕО (см. XXVIIb, XLIV, 14 и коммент. к XLIV, 6—14) звучит отголоском «Бала». Любопытная иллюстрация взаимообмена.
Томашевский (ПСС 1957, с. 556) считает, что строфу XXVIIa черновика заменила в беловой рукописи следующая строфа:
И в зале яркой и богатой, Когда в умолкший, тесный круг, Подобна лилии крылатой, 4 Колеблясь, входит Лалла-Рук, И над поникшею толпою Сияет царственной главою, И тихо вьется и скользит: 8 Звезда-Харита меж Харит, И взор смешенных поколений Стремится ревностью горя, То на нее, то на царя — 12 Для них без глаз один Евг<еиий>; Одной Татьяной поражен, Одну Т<атьяиу> видит он.1—4 Это великолепное четверостишие, обладающее исключительно яркой образностью, восхитительно оркестровано. Тонкая игра аллитераций зиждется на согласных «л», «к» и «р». Обратите внимание, как шесть последних слогов третьей строки перекликаются с тремя заключительными слогами последней строки четверостишия:
И в зале яркой и богатой, Когда в умолкший, тесный круг, Подобна лилии крылатой Колеблясь входит Лалла-Рук…