Концерт по заявкам (Повести и рассказы)
Шрифт:
Он взглянул на меня, но я отвела взгляд в сторону, старательно затянувшись сигаретой.
— Помнишь, — снова начал Игорь, — у твоего отца была теория маленьких праздников?
— Конечно, помню.
Отец говорил: «Запасайтесь витаминами! Сегодня у вас радость, пусть самая маленькая, растяните ее подольше, вспоминайте ее почаще и грейтесь об нее, тогда вам будет легче и веселее жить…»
Игорь проводил меня до моего этажа на лифте.
— Наверно, пройдет еще много лет, пока мы снова увидимся, — сказал он.
Может
— Наверно. А может, и никогда больше не встретимся…
— Ты уверена в этом? — спросил Игорь, задержав мою руку в своей.
— Все может быть, — повторила я.
А про себя решила: лучше бы нам больше никогда не встречаться. Ни к чему…
9
Мой поезд отходил в одиннадцатом часу. Идти до вокзала было недалеко, я взяла свой чемоданчик, в последний раз выпила чаю у красивой буфетчицы и отправилась не торопясь на вокзал.
До отхода поезда было добрых минут пятнадцать. Я раскрыла свой американский детектив, углубилась в чтение, время от времени поглядывая на дверь: кто, интересно, окажется моим соседом в эту ночь?..
Переворачивая страницу, я подняла голову от книги, случайно глянула в окно и вдруг увидела Олега, стоявшего на перроне вблизи моего вагона.
Я встала, опустила стекло.
— Олег, ты что здесь делаешь?
Он обрадованно бросился ко мне.
— Я зашел за вами в гостиницу, но вы уже ушли. А я хотел вас проводить, да не знал, в каком вы вагоне…
Он встал перед моим окном, все в той же суконной курточке, шея открытая, без шарфа.
— Хоть бы шею закрыл, — сказала я. — А то как бы не простудился…
— Сегодня потеплело, не простужусь, — ответил он.
Я понимала, о чем он хочет просить меня еще раз, и решила опередить его.
— Вот что я тебе скажу, Олег, ты уже почти взрослый, я с тобой поэтому буду говорить на равных, идет?
— Идет, — ответил он. — Конечно, идет.
— Я постараюсь сдержать свое слово, — продолжала я. — Я ничего не напишу о вашей семье, ни хорошего, ни плохого. Но я не поручусь, что не найдется кто-то, кто захочет ошельмовать твоего отца, нет, я не так выразилась, не ошельмовать, а попросту разоблачить его…
— Я тоже не поручусь, — сказал Олег.
За моей спиной послышался шум. Я обернулась, в купе вошла рыхлая старуха с огромным чемоданом.
— Это место десятое? — спросила она.
— Да, — ответила я. — Десятое.
— А ваше какое место? — спросила старуха.
— Мое одиннадцатое, — ответила я. — Но вы не беспокойтесь, я уступлю вам свое место…
Она благодарно улыбнулась.
Как хорошо иногда, пусть ненадолго, вновь ощутить себя молодой и сильной.
— Вы не будете писать? — снова спросил Олег.
— Нет, не буду.
Я подумала о том, что-то скажу в редакции? Как оправдаюсь?
Жаль, что
Тогда, стоя в купе поезда, который должен был вот-вот отойти, я не представляла себе, как развернутся события в дальнейшем, — впрочем, если бы даже знала, должно быть, все равно не решилась бы подвести Олега.
Хотелось сдержать во что бы то ни стало слово, данное ему.
В тот вечер я еще ничего ни о чем не подозревала. Слово я сдержала, как и обещала Олегу, но от этого моя вина не стала меньше. Ведь я, журналистка, имевшая за плечами немало лет работы в редакции, оказалась слабаком, поступилась своей журналистской честью, прошла мимо безнравственных, нечестных поступков.
Пусть я это сделала ради кого-то другого, невиновного, ради детей Прахова, и все равно я допустила просчет, и ничего, ни слово, данное Олегу, ни его просьба, не могли меня извинить.
Но все, что должно было случиться, случилось уже много позднее, в Москве.
А тогда, глядя на Олега из окна вагона, я снова повторила, уверенная, что так оно и будет:
— Писать не буду, обещаю тебе…
Он помедлил немного, как бы размышляя, говорить или не надо. Потом сказал:
— Отец все знает…
— Откуда? — удивилась я. — Кто ему рассказал, ты?
Он кивнул:
— Я. Как пришел вчера от вас, так все ему и выложил.
— Я так и думала, я была уверена, что ты не выдержишь. Расскажешь все отцу.
— Да, — согласился Олег. — Я ему все, как есть, рассказал. — При зыбком свете перронных фонарей глаза его казались больше, темнее. — Я, когда шел от вас, думал, нет, не скажу, ни за что, а как увидел, что отец не спит, ожидает меня, вдруг прямо, в один миг…
Олег оборвал себя. Потом начал снова:
— Он сказал, что утром непременно пойдет, даст маме телеграмму в деревню, чтобы она поскорей приехала домой. Я ему ничего не ответил, а он спросил: «Почему ты молчишь? Разве ты не хочешь, чтобы о нас появилась статья в московской газете?» Тогда я прямо так и выложил в лицо, как я был у вас, как рассказал обо всем, как мне все это противно, непереносимо противно…
Он замолчал, опустив голову.
— Ну, а отец что же? — спросила я.
— Сперва не поверил мне. Пытался даже шутить: «Ты что, говорит, меня разыгрываешь? Будто бы я не знаю, что ты никогда так не сделаешь!»
— А потом?
— А потом, — повторил Олег, — потом поверил. Куда же деться? Поверил, и все.
— И что же?
— Поначалу ужасно разозлился. Я его таким просто никогда не видел.
— Могу себе представить, — сказала я.
— Ужасно разозлился, — снова сказал Олег. — Весь красный стал, я даже испугался, чтобы он не упал или вообще чтобы с ним что-нибудь такое не случилось…
— Он где, дома? — спросила я.
Олег не ответил мне, может быть, не расслышал мой вопрос.