Конец фильма
Шрифт:
Тринадцатый номер не опускался…
— Да, молодой человек, прошу вас, вы что-то хотите?..
— Миллиард! — громко сказал охранник.
Микроавтобус. Натура. День.
— Как это кру-уто! — Белоусов аж зажмурился от удовольствия. — Это орга-а-азм!
Дворец культуры. Интерьер.
— Три! Продано! — стукнул молотком аукционист.
Охранник поднялся со своего места и направился к выходу. Весь зал молча провожал его ошарашенными взглядами, в том числе и дама в деловом костюме.
Микроавтобус. Натура. День.
Визжа
— Ты с ума сошла! — Сабанов открыл перед Галиной дверь.
— У нас проблемы… — ледяным голосом произнесла она. — Деньги исчезли! Мы не сможем купить месторождение!
— Как — исчезли?
— Стоп! — возмутился Вакасян. — Что за отсебятина? Что за «с ума сошла»?
— Ну надо же было как-то оправдать! — в момент вышел из образа актер. — Она же чуть машину не разбила!
— Педали перепутала… — В этот момент Ксения заметила Дениса, который стоял за оцеплением и о чем-то говорил с реквизитором.
— Да, Ксюш, ты повнимательней, — смягчился Вакасян. — Давайте быстренько еще разочек!
— Само собой, второй дубль, — пыхнула папиросой Успенская.
— Мотор!
— Есть, мотор!
— Зеленый такой? Большой? — Реквизитор показал руками размер пакета. Я его в нашем цехе спрятал. Или цеху…
— Тише! — гневно зыркнул в его сторону Вакасян. — Камера!
— Только там сейчас закрыто, — перешел на шепот реквизитор. — А вот вечером, после съемок…
— Я подошлю к вам своего помощника, Щербака, — засиял от счастья Грязнов.
— Есть камера!
— Начали!
Помогая себе кусочком хлебушка, Лидский уплетал пельмени с таким аппетитом, будто ел впервые в жизни. Это была убогая пельменная со столами-стойками, каких в Москве остались считанные единицы, да и то по явному недоразумению. Но именно в таких местах общественного питания привык столоваться следователь городской прокуратуры.
— Эдуард Николаевич, я вот тут забыл кое-что… — Денис ковырнул пельмень вилкой.
Лидский посмотрел на него вопросительно — говорить он не мог.
— Когда в последний раз открывали дело об умышленном банкротстве? А? Что-то не припомню…
Лидский поднял палец: дай прожевать. И лишь после того как выпил одним глотком стакан мутного компота, поставил диагноз:
— Это склероз.
— Вот-вот… Может, мне лечиться надо?
— Ага, подлечись. Тем более что бесплатно.
— Так ведь склероз не лечится.
— Разве? Хм, смотри-ка…
— Эдуард Николаевич. — Грязнов посмотрел на Лидского так, как обычно добрый хозяин смотрит на провинившуюся собаку.
Лидский вытер рот мятой салфеткой и, подхватив портфель, вышел на улицу.
— Эдуард Николаевич! — выбежал вслед за ним Денис.
— Знаешь что, дорогой. — Лидский неохотно остановился. — Дружба дружбой, а…
— Я как раз хотел поделиться с вами табачком. У меня его много. Отборный табачок, вам
— Отборный?
— Сибирская махорка. Но и вы уж в долгу не останетесь, правда?
— Нет, у тебя не склероз… — Лидский повнимательней пригляделся к Грязнову.
— А что?
— Пока не знаю… Консилиум надо собирать…
Лидский был явно заинтригован. Он повел Дениса в свой просторный кабинет, сказав на проходной охране:
— Этот товарищ со мной.
Грязнов представлял себе интерьеры городской прокуратуры несколько иначе, пафоснее, что ли. Но вместо мраморных лестниц и колонн он обнаружил узкие коридоры с протертыми ковровыми дорожками.
— Проходи, садись где больше понравится. — Лидский попытался распахнуть фрамугу, но там что-то заело. Пришлось взбираться на стул.
Денис поставил на стол диктофон и, не в силах сдержать ехидную улыбочку, вдавил кнопку «пуск».
«У нас есть, наверное, враги, вот вам бы их поискать», — сказал Сабанов.
«Так вы считаете, что вашу фирму обанкротили враги?»
«Скажем мягче — конкуренты…» — понеслось из динамика.
— Черт! — Лидский чуть не упал со стула. — Это же мой голос!
— Неужели? — Грязнов вдавил кнопку «стоп». Его улыбочка стала еще ехиднее.
— Это же мой голос! — утвердился в своей догадке Эдуард Николаевич.
Он прыгнул так стремительно, что Денис едва успел схватить диктофон и спрятать его за спиной.
— Отдай! — как-то по-детски потребовал Лидский. — Дай сюда! Включи! Это мой голос!
— Табачок! — напомнил Денис.
Эдуард Николаевич сдался. Скинув пиджак, он сел на краешек стола и азартно щелкнул подтяжками:
— Вот молодежь пошла!
— Не угонишься… — согласился Грязнов.
— Ну было, было… — Лидский многозначительно посмотрел в потолок. Точь-в-точь как до этого на студии делал Максимов. — А умышленное банкротство, как ты понимаешь, — это только повод, зацепка… В общем, представь… Идет аукцион. Кто-то немыслимо задирает цену. Ну, скажем, до миллиарда. Это я к примеру, просто схема эта отработана, а разброс цен гигантский, в зависимости от товара. Так вот, кто-то задирает до миллиарда. Конкуренты, разумеется, лапки кверху. А потом этот самый покупатель под благовидным предлогом отказывается от лота, и он автоматически переходит в собственность… Чью собственность?
— Чью?
— Того, кто остался на втором месте, дурная твоя башка!
— А смысл?
— И этого не понял? — искренне удивился Эдуард Николаевич. — Вот молодежь! Это же один и тот же фигурант! И тот, кто задрал цену, и тот, кто остался на втором месте! Вот только хрен докажешь!
— Не доказали?
— Куда там!
Денис протянул Лидскому диктофон.
— Откуда? — спросил тот.
— Сейчас сами все поймете…
— Они что же… Все сами записывали, что ли? — ужаснулся своей догадке Эдуард Николаевич. — Черт, надо было их обыскать…