Конец фильма
Шрифт:
— Давай, — обратился Антон к охраннику.
— Мигом, — кивнул тот и исчез, вернувшись через мгновение с подносом в руках. На подносе стоял хрустальный штоф и пять рюмок.
Антон наполнил свою рюмку и залпом выпил.
— Нахал! — деланно возмутился Белоусов. — Нет, вы видели этого алкоголика-одиночку?
Кабель натянулся, мелко вибрируя и сбрасывая с себя комки густой грязи.
— Как струна арфы… — восторженно произнесла Галина. — А водку я пить не буду.
— Понял, мигом, —
Внезапно натяжение кабеля спало, после чего он и вовсе обвис. Спустя еще секунду из земли выполз лохматый хвост.
— Это змея! — засмеялась Галина. — Это огромная кобра!
— Это не кобра, это боа констриктор! — заржал Белоусов, но вдруг лицо его застыло в глупой гримасе. — Что? Что-о-о?!
Сабанов уже бежал к трактору.
Некрасов оторвался от калькулятора, вопросительно посмотрел на жену.
— Оборвалось?.. — сжалась она под его взглядом. — Просто кабель оборвался?.. Да?
Антон напряженно наблюдал за Сабановым, который что-то доказывал трактористу — тот уже выбрался из кабины и, почесывая шею, смотрел на скрутившийся под его ногами огрызок кабеля.
— Ну что там? — сложив ладони рупором, крикнул Некрасов.
Сабанов в ответ лишь руками развел.
— Получили? — вдруг зло расхохотался Антон. — А я же предупреждал!
— Когда? — растерянно хлопнул глазами Белоусов. — Что предупреждал?
— Так вы же не слушаете! Вы вообще никогда меня не слушаете!
Рядом с ними опять возник охранник. На этот раз он держал в руках бутылку вина.
— А ты чего здесь? — окрысился на него Антон.
— Отстань от него! — рявкнул Некрасов.
— Да пошел ты!
— Сволочи! — сказал Белоусов. — Как мальчишек надули!
Антон выхватил у охранника бутылку и быстро скрылся в темноте леса.
— Не было там никакого кабеля… — одними губами улыбнулась Ксения. Десять метров с одной стороны и столько же с другой. А в середине пусто. Наверное, военные так пошутили…
— А что твой отец?
— Не мой, Антона.
— Ну конечно… — что-то сопоставил в уме Грязнов. — Автор Конституции России…
— Они решили ему не говорить. Верней, сказали, что все нормально, кабель вытянули и продали. Он еще много чего не знал. Поэтому и такие ошибки. Теперь сходится?
— Думаешь, Кирилл на него вышел? Или он на Кирилла? Но зачем?
— Если бы ты пришел на час раньше, то смог бы сам его спросить.
— Владлен Николаевич был у тебя? — удивился Денис.
— А что тут такого? Родные люди.
— Нет, ну после всего… Его же сын из-за тебя…
— Знаешь, и так, оказывается, бывает, — развела руками Ксения.
Щербак сидел рядом с бабушкой-вахтершей в комнате с зашторенными окнами. На мониторе компьютера щурилось похожее на отнюдь не дружеский
— Нет, брови совсем не такие… — с сомнением в голосе произнесла бабушка. — Лохматее.
Щербак щелкнул мышкой. Брови отъехали в сторону, и на их месте встали другие, полохматее.
— Нет, опять не то.
— Может, все-таки с усами попробуем?
— Не было у него усов! — убежденно сказала бабушка, но вдруг опять засомневалась. — Давайте попробуем с усами, если вы так настаиваете…
Составили фоторобот с усами, затем снова их «сбрили». Бабушка продолжала сомневаться. У Щербака с непривычки слезились глаза, он же не подросток, чтобы вот так целый день сидеть перед монитором.
Но свидетелей было еще много, и следующая бабулька отвергла прежнюю работу категорически.
— Ничего общего!
— Совсем ничего?
— Абсолютно.
— То есть ни капельки?
— Уши уж больно большие, как у этого… Ну как его…
— Чебурашки?
— Да, и уши, и глаза, и… вообще.
— В человеке все должно быть прекрасно…
— Но главное — у того были усы!
«А Грязнов сейчас, наверное, с девчонкой какой-нибудь развлекается, с тоской подумал Щербак. — Хорошо быть начальником…»
Карандаш сломался, бумага порвалась.
Точить другой было бы глупо и странно. Он поискал на столе, нашел шариковую ручку и, выдернув новую страницу из блокнота, что-то быстро написал. Поискал глазами, куда бы положить записку, но не нашел, оставил на столе. Некоторое время стоял, глядя себе под ноги, а потом медленно, словно во сне, обернулся. За ним был шкаф с оружием…
— Не могу!.. — Губы Максимова жалко затряслись. — Не могу…
— Стоп! — сказал Вакасян. — Все нормально, очень хорошо, очень точно в зерно попал, очень точно.
Съемочная площадка притихла. Все затаились, как мыши.
Максимов уперся руками в стол, громко вздохнул и задержал дыхание. Затем с силой выдохнул, грубо смахнул с накрашенной ресницы слезу.
— Все, я в порядке.
— Попробуем еще разок? — осторожно предложил Вакасян. — Или перерыв объявим? Хочешь, мы объявим перерыв?
— Работаем, — хрипло сказал актер.
— Мотор! — скомандовал Вакасян.
Максимов долго держал в вытянутой руке пистолет. Затем приставил его к голове и… в голос разрыдался.
— Стоп, — понуро скомандовал Вакасян.
— Перезаряжаемся, — пыхнула папиросой Успенская.
— В двух кассетах орешки остались, — сказал рослый помощник оператора. — Дощелкаем?
Успенская равнодушно махнула ему рукой: мол, давай.
К Максимову подлетела гримерша с огромным ватным тампоном в руке. Актер сгреб ее в охапку, крепко прижал к себе, и они оба затряслись в такт его рыданиям.