Конец охоты
Шрифт:
— Проклятый червяк! — пробормотал Один. Потом он посмотрел на Шеву и улыбнулся. — Это Иггдрасиль, дорогая путешественница по Отражениям, место, откуда нет пути для того, кто отмеряет его ногами. Вокруг Муспелль, земля огненных людей, а дальше Элигавар [9] , чьи мертвые воды непреодолимы даже для меня. Это ловушка для робкого. И выбраться из нее сумеет лишь тот, кто докажет, что у него отважное сердце.
— Посмотрим! — пробормотала Шева, припомнив, что у нее есть еще один козырь — помощь Управления.
9
Элигавар —
Одноглазый господин словно перехватил ее мысль.
— И можешь не рассчитывать, — прибавил он, — на помощь Сурта. Своего Сурта. Это Иггдрасиль, место, где обрываются всякие связи, кроме тех, что идут через жилы Священного Ясеня. Тебе не докричаться до своего директора!
— Это придумал Арктур? — мрачно полюбопытствовала Шева.
— Возможно. Но может быть, и нет. Я допускаю, что так было изначально, еще до Арктура.
— До Арктура здесь ничего не было. Вернее, что-то было, но другое. Не было ни богов, ни карликов, ни великанов, ни этого дурацкого дерева! Были лишь люди, сильные и не очень богатые, но зато весьма воинственные по причине своей бедности.
— Не буду спорить, ибо наши расхождения несущественны. Итак, твое решение?
Шева мрачно улыбнулась:
— Какое уж тут решение, если ты не оставляешь мне выбора?
— Почему же? — почти обиделся Один. — Ты можешь вернуться в Матрицу.
— Ну конечно! Арктур только об этом и мечтает! — Охотница задумчиво шмыгнула носом и решилась. — Пожалуй, я рискну. Что мне надо делать с твоим Ясенем?
— С ним — ничего. Ты должна испить воды из Урд, а потом прибить себя к стволу Ясеня копьем.
— Каким еще копьем?
— Вот этим.
Один протянул в сторону руку, и в ней чудесным образом появилось копье. Шева внимательно изучила орудие смерти — прочное, хотя и тронутое временем древко, массивный металлический, отмеченный различимыми взору багровыми подтеками наконечник.
— Подозреваю, это оно…
— Кто — оно?
— То самое копье.
Один изобразил улыбку:
— То самое? А, да, это и есть копье, которое тебе нужно. Для того чтобы проникнуть в поры Священного древа, нужно именно это копье, обладающее отметиной великой боли и великого же желания.
— А Арктур не боится, что я завладею его сокровищем?
— Это его дело. Но не думаю, что он чего-то боится.
— Это верно. — Шева улыбнулась, но улыбка ее вышла преувеличенно бодрой. — Ну что ж, приступим к делу! Что я должна пить?
— Воду из источника Урд. — Один широким жестом указал Шеве на родник.
— Я уже пила.
— Да? И что?
— Ничего. Напилась — и все.
И твое сознание не отправилось в заоблачную высь?
Шева задумалась, как будто здесь было о чем думать.
— Да нет, как видишь.
— Странно. — Сдвинув шляпу на затылок, Один почесал свободной пятерней лоб. — Но надо попробовать еще.
— Давай попробуем, — без особого энтузиазма согласилась Шева, чей переполненный желудок содрогнулся от одной мысли о том,
С этими словами Охотница зачерпнула пригоршню воды и неторопливо выпила ее. Затем вторую горсть, третью. Она пила и пила через силу, но предполагаемого эффекта явно не наблюдалось. Один внимательно следил за ее потугами.
— Достаточно, — вымолвил он наконец, убедившись, что Шева не в состоянии больше сделать ни единого глотка. — Сейчас ты ощутишь легкость во всем теле.
Шева кивнула. Но обещанная легкость не приходила, вместо нее появилось вполне естественное желание опорожнить желудок, но Шеву удерживало присутствие одноглазого копьеносца.
— Ничего, — пожаловалась Шева, теша себя тайной надеждой, что на этом опыты над нею закончатся.
— Странно, — пробормотал Один. — Очень странно. Но ничего, оно придет чуть позже. Давай пронзай себя копьем.
— Что-то не хочется… — Охотница представила, как стальное острие разрывает ее внутренности, и ей стало не по себе. — Думаю, это не самая лучшая идея.
— Давай! Давай! — настаивал Один. — Неужели ты хочешь навсегда остаться здесь в обществе омерзительного слизняка? Или возвращайся назад, у меня нет времени уговаривать тебя! — Так как Шева не спешила схватиться за протянутое ей копье, Один бросил последний свой козырь: — Да ты никак струсила! Впрочем, чего еще можно ждать от изнеженной женщины?
Шева рассвирепела. Ее опять укоряли в слабости и трусости лишь потому, что она женщина. Вспыхнувшая в сердце Охотницы ярость взяла верх над здравомыслием.
— Черт с тобой! Давай! — Выхватив из рук Одина копье, Шева зажмурилась и с размаху вогнала острие в живот.
Боль ворвалась в сознание ослепительным комком. Еще никогда в жизни Шева не испытывала подобной боли и задохнулась от собственного крика. Глаза утонули в брызнувших слезах. Сквозь пелену Охотница видела лицо склонившегося над нею Одина, сквозь крик боли до нее долетали смутные обрывки его слов:
— Сейчас… Хорошо… Уже…
Один налег на копье, и боль с утроенной силой пронизала Охотницу.
«Вот и все, — поняла Шева. — Легко же я попалась на его уловку. Но я бы никогда не подумала, что Арктур решится убить меня вот так — подло, чужими руками. Я…»
И все завертелось. Острие боли свернулось в конус, который, в свою очередь, превратился в гигантскую воронку. Водоворот боли плавно втянул в себя Шеву. Яркими вспышками замелькали сегменты, похожие на соты с сюрреалистически изломанной формой. Потом расцвели огненные фонтаны, они с отчаянной веселостью низвергались в бездну и растворялись, чтобы вспыхнуть вновь. Боль переместилась из живота к спине. Шева почти видела, как вздулись ребра и позвоночник, образуя омерзительный горб. Потом пришла чернота, а в ней причудливо переливались яркие изюмины звезд. Оранжевые, малиновые, розовые, фиолетовые, они меняли форму и размеры, то вырастая до гигантского, все поглощающего шара, то сжимаясь до крохотной острой песчинки. Они цвели ослепительно белым, затем, отливая перламутром, гасли и обращались в роскошные черные жемчужины, манящие своей мрачной таинственностью.