Константин Коровин вспоминает…
Шрифт:
– Двадцать дам, не пожалею, скажи.
Но кучер молчал. Романов глядел растерянно.
– Эка, горе. Во-о, горе. Ох, и мундира на нем нет. Кто? Батюшки, пропал, пропал я.
И он шел, мотая головой, говоря:
– Вот что, вот что вышло.
Ночью за Романовым приехал конвой, и его увезли в Симферополь. Так его в Гурзуфе и не стало. А кто был этот высокий барин, я не знаю и сегодня…
[Кавказ]
Владикавказ
В 1901
Была ранняя весна. Взяв эти постановки, я решил, что необходимо съездить на Кавказ, написать с натуры этюды гор, найти характер и настроение Кавказа. Директор императорских театров Теляковский согласился с моими доводами, но сказал, чтобы я ехал на свой счет, так как на поездку не дадут ассигнования.
В начале мая я приехал во Владикавказ, остановился в гостинице. Маленький город, за которым большой тенью возвышались ровно громады гор Кавказа. В городке распустилась акация, и ее аромат сливался с кристальным воздухом гор. В шесть часов вечера ко мне приехал полицмейстер города Котляревский - бравый человек, с закрученными усами, высокого роста.
Войдя ко мне в комнату, он сказал:
– Здравствуйте. Вот ведь что: вы художник Коровин, да не тот! Я знал другого. Я сумец, кавалерист. Когда были маневры под Москвой, там с нами был другой Коровин. Хорошо так рисовал лошадей и атаку. Сергей Алексеевич звали.
– Это мой брат, - говорю я.
– Ах, ваш брат? Вы и похожи. Только тот красавец такой, эдаких мало и бывает.
– Да, - говорю, - брат мой был красивый, верно.
– Как был?
– Да так… Ведь он умер[407].
– Вот что, прошу вас, поедем ко мне сегодня пообедать.
Я согласился.
Мы подъехали к пятиэтажному каменному дому, где помещалась квартира полицмейстера и участок. У крыльца стояли городовые.
В грязной комнате участка, где сидели писаря и дожидались какие-то люди - просители, я увидел старика в рваном бешмете, под которым была видна металлическая кольчуга. Старик походил на орла, и в глазах его застыли слезы безысходного горя.
Когда мы проходили мимо него, он опустился на колени. «Какой странный человек…» - подумал я.
В комнатах полицмейстера подошла к нам девочка лет одиннадцати.
– Моя дочь, - сказал Котляревский.
Он позвал вестового и что-то приказал ему насчет обеда.
– Скажите, - спросил я, - кто этот старик там? И отчего на нем надета кольчуга?
– Ишь, вы заметили, - сказал Котляревский.
– Его сейчас в тюрьму поведут: фальшивые деньги сбывает. Ах, этого много здесь. Горе - жизнь наша.
–
– Да? Хорошее лицо? Ну, вот пойдем, я вам покажу. Это хевсур, - сказал мне полицмейстер. И придя в участок со мной, он сел за стол и предложил мне сесть. Старик стоял перед нами.
Котляревский сказал что-то дежурному чиновнику. Тот принес сверток грязной бумаги и положил на стол. Котляревский развернул сверток, вынул из него зеленого цвета бумажки, нарезанные в размер трехрублевок. Я взял одну из них и рассмеялся. Они были сделаны так грубо - на чайных обертках, так просто, что я сказал:
– Кто же их может принять за деньги?
– Вы смеетесь?
– спросил полицмейстер.
– А вот он, - показал он на старика, - их сбывает на базаре и идет под суд и в тюрьму.
Лицо старика, его глаза, в которых, как сукровица, остановились слезы горя и мольбы, возбуждали глубокую жалость.
– Неужели найдется хоть один дурак, который может принять это за деньги?
– В том-то и дело, что есть, - сказал Котляревский.
– Спросите его, откуда он их достал.
Чиновник спросил на неизвестном языке. Старик ответил:
– В горах там… Приехал к нам молодой, с кокардой, царь прислал его. «Давай масла, - говорит, - давай брынзу, рога, холст», - и заплатил этими деньгами.
– А разве он не видит, что это не деньги?
Старик провел рукою по глазам, и я увидел на пальцах его грубой руки железные гвозди. Не рука - а какой-то кастет. Железные колышки так приросли к рукам, что соединились с костями. Котляревский, заметив мое недоумение, сказал:
– Это у них у всех, у хевсуров. Драться любят друг с другом.
– Ступай на волю, - сказал ему Котляревский.
– Сколько мошенников по Кавказу ездит. Обманывают этот простой, дикий, честный народ.
Но старик попросил отдать опять ему деньги.
– Вы видите, - сказал я, - он ничего не понимает.
– Ступай же сейчас, - сказал Котляревский.
– А то плохо будет.
Чиновник перевел ему слова полицмейстера. Он пристально посмотрел на нас орлиными глазами и, поклонившись, ушел.
Дарьяльское ущелье
Из Владикавказа я поехал по Военно-Грузинской дороге на станцию Казбек. Дорога шла по равнине, а впереди были видны громады гор. Они высоко поднимались над долиной. Потом обступили громадными глыбами камня, шли по обе стороны дороги. Первая остановка, станция. Небольшой одноэтажный дом с крыльцом, над входом вывеска, на которой написано: «Не уижай, голюбчик мой», и нарисован чайник, калач и бутылка вина.
Когда меняли лошадей, я зашел на станцию. Большая комната, лавки, стол. За столом сидели казаки в черкесках и грузин - священник в высокой шапке и в черной рясе. Они пили чай.