Константин Коровин вспоминает…
Шрифт:
Павильон Крайнего Севера, названный «двадцатым отделом», был совершенно особенный и отличался от всех. Проходящие останавливались и долго смотрели. Подрядчик Бабушкин, который его строил, говорил:
– Эдакое дело, ведь это што, сколько дач я построил, у меня дело паркетное, а тут все топором… Велит красить, так, верите ли, краску целый день составляли, и составили - прямо дым. Какая тут красота? А кантик по краям чуть шире я сделал: «Нельзя, - говорит, - переделывай». И найдет же этаких Савва Иванович, прямо ушел
– Ну, что, - сказал он Савве Ивановичу, - сарай и сарай. Дали бы мне, я бы вам павильончик отделал в петушках, потом бы на дачу переделали, поставили бы в Пушкине.
На днях выставка открывается. Стараюсь создать в просторном павильоне Северного отдела то впечатление, вызвать у зрителя то чувство, которое я испытал там, на Севере.
Вешаю необделанные меха белых медведей. Ставлю грубые бочки с рыбой. Вешаю кожи тюленей, шерстяные рубашки поморов. Среди морских канатов, снастей - чудовищные шкуры белух, челюсти кита.
Самоед Василий, которого я тоже привез с собой, помогает мне, старается, меняет воду в оцинкованном ящике, в котором сидит у нас живой, милейший тюлень, привезенный с Ледовитого океана и прозванный Васькой.
Самоед Василий кормит его живой плотвой и сам, потихоньку выпив водки, тоже закусывает живой рыбешкой. Учит тюленя, показывая ему рыбку, кричать «ур…а!…»
– Урр…а, ур…а-а-а…
Тюлень так чудно подражает и тоже кричит: «Урр…а…»
– Можно посмотреть?
– спросил вошедший в павильон худой и очень высокий молодой человек в длинном сюртуке, блондин, со светлыми ресницами серых глаз.
– Смотри, - ответил самоед Василий.
Тюлень Васька высунулся из квадратного чана с водой, темными глазами посмотрел на высокого блондина, крикнул:
– Ур-а… - и, блеснув ластами, пропал в воде.
– Это же черт знает что такое!
– крикнул, отскочив, высокий молодой человек, отряхая брызги, попавшие ему в лицо от всплеска тюленя.
«Где это я видел этого молодого человека?» - подумал я.
Василий, не обращая внимания на его присутствие, выпил рюмку подмигнул и съел живую плотицу. Молодой человек в удивленье смотрел прямо ему в рот.
И вдруг я вспомнил: «Это Шаляпин!»
Но он меня не узнал. И, обратившись ко мне, спросил:
– Что же это у вас тут делается? А? Едят живую рыбу. Здравствуйте, где это я вас видел? У Лейнера, в Петербурге, или где? Что это такое у вас? Какая замечательная зверюга!
Тюлень снова высунулся из воды. Шаляпин в упор смотрел на него и, смеясь, говорил:
– Ты же замечательный человек! Глаза какие! Можно его погладить?
– Можно, - говорю я.
Но тюлень блеснул ластами и окатил всего Шаляпина водой.
– Дозвольте просить
– Пойдемте, - сказал я Шаляпину.
– Куда?
– Да в ресторан, вот открылся.
– Отлично. Мое место у буфета.
И он засмеялся.
Сбоку павильона, когда мы спускались с лестницы, штукатуры оканчивали большой чан. Я сказал:
– Этот чан будет наполнен водой и здесь будут плавать большие морские чайки и альбатросы, которых я привез с дальнего Севера.
На террасе ресторана, когда мы сели за стол, хозяин подошел к нам и спросил:
– Что прикажете для начала?
Бабушкин распоряжался. Подавали балык, икру, водку, зеленый лук, расстегаи со стерлядью.
– Удивление, этот ваш павильон. Все глаза пялят. Интересно. А в чану-то что будет?
– обратился ко мне хозяин.
Я хотел ответить, но Шаляпин перебил меня:
– По указу его императорского величества, будет наполнено водкой для всеобщего пользования даром.
Хозяин и буфетчик вылупили глаза.
– Господи!
– воскликнул хозяин.
– Конечно, ежели, но это никак невозможно!… Ведь это что ж будет… народ обопьется весь.
– Ну вот, - сказал Шаляпин, - давно пора, а то…
Бабушкин, закрыв глаза, смеялся.
Весело завтракал Шаляпин и рассказывал какой-то новый анекдот. От буфета, улыбаясь, подошел к нам бравый полицейский пристав.
– Простите, - сказал, смеясь, - чего это вы говорите? Что из этого бассейна государь император поить народ водкой будет. Чего выдумаете! Невозможное положение. Говорите зря. Да ведь что в этом самое вредное - поверят! Ведь это пол-Нижнего придет. Не говорите, пожалуйста.
– Садитесь, - предложил Шаляпин.
– Это я верно говорю. Но больше одного стакана не дадут. И только тому, кто живую плотицу съест. Вот как тот самоед.
И он стал звать рукой самоеда Василия.
Василий живо подбежал к нам. Шаляпин, наклонясь, что-то ему шепнул. Василий убежал в павильон и вернулся, держа в руках живую плотицу.
– Вот, посмотрите!
Шаляпин налил в стакан водку, Василий махом выпил ее и закусил плотицей.
– Видели?
– сказал Шаляпин.
– А теперь попробуй-ка нашей закуски…
Он еще налил стакан Василию и пододвинул к нему балык и икру.
Самоед выпил водку и стал оробело закусывать.
– Ну что, какая закуска лучше?
– спросил Шаляпин.
– Наша, - ответил самоед.
– Поняли?
– спросил пристава Шаляпин.
Бабушкин и пристав только переглядывались друг с другом:
– Какой народ, и откуда такой!
– А вот, - сказал Шаляпин, - настоящий народ. А вам подавай все жареное да копченое!…
– Невиданное дело, - смеялся Бабушкин.