Конструктор живых систем
Шрифт:
— У вас немногие её получают, — буркнул я.
— Многие-немногие, это не твоего ума дела, гимназист, сам-то вон, до сих пор в казённом ходишь, значит, не зря пришёл.
— Не зря. Эту форму я покупал, а не получал бесплатно. Раз положено, значит, должны выдать, вот накладная на получение, — сунул я старику под нос бумагу с огромной печатью академии — двуглавой совой с топором и якорем в лапах.
— На что положено, на то есть то, что найду. Понятно?! Размер какой?
Старик явно разозлился.
— Чего? — не понял я.
— Головы твоей.
— Пятьдесят девятый.
—
Эти картинки закрывали практически все стены, видимо, чтобы посетители не смогли рассмотреть их обшарпанность и унылость, да и сами картинки местами уже стали покрываться жёлтыми пятнами от старости, благо, что не плесенью. Старик отсутствовал довольно долго, и я уже успел рассмотреть все плакаты и заскучать. Я слышал, как он шебуршится в глубине склада по всяким коробкам, ругаясь вполголоса, но не стал принимать его недовольство на свой счёт.
Наконец, старик нашёл, что хотел и, вернувшись обратно, выложил на стол передо мной форменную фуражку.
— Вот, нашёл.
Я взглянул на фуражку. Понятно, почему он так долго искал её, видимо, выбирал похуже. Она оказалась вся в пыли и побелке, смятая, как будто её вытянули с самого дна, да и хранили там самую вечность.
— А что, получше нет ничего?
— Ишь ты, какой прыткий! Получше ему, у тебя норма снабжения первая с конца, не ведаешь про то?
— Нет, не ведаю, — в удивлении похлопал я глазами.
— Понятно, тады объясняю. У тебя половинчатый кошт указан, да ещё и поступление бесплатное, так что, тут не взыщи, по остаточному довольствию ты идёшь. Мне ещё многих одевать, вот канцелярия какой список прислала, — и он помахал перед моим лицом листком бумаги, на котором мелким шрифтом был отпечатан список незнакомых фамилий.
— И что теперь, я без фуражки останусь, или мне больше ничего не положено?
— Ишь ты, грамотный какой, положено, сейчас подберу тебе мундир, что-то не подойдёт, а что-то и в самый раз окажется, — и старик вновь ушёл копошиться в мешках и коробках, а я вновь заскучал.
От нечего делать я решил поупражняться в использовании своего дара, ведь главное в нём — тренировка, чем больше тренируешься и больше знаний имеешь, тем получается и лучше, и ярче. Картины, что висели на стенах, только провоцировали меня на эксперименты.
Собравшись с силами, я вызвал к жизни образ мундира, как на напечатанном типографским способом черно-белом плакате, только сделав его цветным. Живая картина заиграла всеми красками в полутьме складского помещения и вызвала у кладовщика оторопь, когда он отвлёкся от своих дел и уставился на неё.
— Это что такое? — вырвалось у него.
— Мой мундир, который бы я хотел видеть на себе.
— А как ты так сделал?
— У меня дар особый.
— Понятно, — закряхтел старик и стал вынимать из коробки брюки от мундира, — вот, примерь,
Брюки оказались как раз по размеру, да и качества неплохого.
Пока я мерил, картина погасла, так как я не поддерживал её, и всё это время кладовщик любовался ею, восхищённо прицокивая языком.
— Эх, развлёк старика. Ладно, найду тебе другую фуражку, а на китель дам ткань, с неё сошьют. Погоны и прочую фурнитуру купишь сам, в лавке, у меня её мало, так что, не дам. В швейную мастерскую пойдёшь в ту, которую я тебе укажу, сделают тебе скидку, записку напишу о том, примут, да и ткань возьмут. Сделают всё хорошо, не впервой, чать. Ну, а всё остальное уже тебе покупать. Полевой костюм бери попрочнее, пусть неяркий, но чтобы прочный был. На занятия физической подготовкой потребуют шорту и майку плотную иметь, тоже купишь. Хотя, постой, сейчас я тебе найду, валялись у меня где-то в запасе, только сейчас вспомнил.
Кладовщик ушёл, чтобы через некоторое время вновь вернуться уже с найденной формой для физических упражнений.
— Вот, держи. Сможешь ещё картину показать?
— Смогу, но недолго.
— Давай, сколько сможешь, я хоть полюбуюсь, никогда такого дива-дивного не видал.
Я вновь вызвал к жизни картину мундира и заставил его кружиться, показывая со всех ракурсов. Сил хватило минуты на три, затем живой рисунок угас, и я тяжело выдохнул. Захотелось есть.
— Пожевать чего захотел?
— Да, всегда после этого есть хочется.
— Да, я знаю про то, есть и у меня дар, но слабенький, не чета твоему, всё больше считать умею хорошо, вот кладовщиком и устроили на старости лет. На, сыра кусок возьми, я много не ем, да хлеба тож, по пути схомячишь. Ладно, ступай, сейчас свяжу я тебе всё полученное.
— А фуражку другую?
— А, совсем запамятовал, сейчас, — забрав помятую фуражку, старик отправился вглубь склада и довольно быстро принёс совсем другую, новую, не мятую.
— Держи и ступай.
Забрав связанные шпагатом вещи и еду, я открыл дверь склада и отправился в общежитие, нагруженный сверх меры. Пока шёл, откусил кусок от сыра и хлеба, не обращал ни на что внимание, а зря. Навстречу мне попалась шумная компания хорошо одетых юношей моего возраста. Они шли, весело переговариваясь друг с другом.
Попалась и попалась, мне на них всё равно, я пребывал весь в мыслях о том, как бы мне всё успеть сделать: и форму сшить, и пообедать хорошо и вкусно, и все остальные дела проделать. А вот компашке оказалось не всё равно.
— Смотри, Казимир, какому-то гимназисту форму дали бесплатно! — с характерным акцентом сказал один из весельчаков.
— Где? А, так ему не только форму дали, а ещё и хлеба, ходил на склад побираться, а ещё гимназист! Хотя, судя по его виду, он на последние деньги форму купил, а то и вовсе с чужого плеча получил.
Услышав эти слова, я остановился, растерявшись, сначала даже не поняв, о ком речь. Говоривших оказалось трое, один из них, очевидный запевала, сильно смахивал на картвела, а после того, как его назвали по имени, никаких сомнений не осталось. Звали его Вахтангом, третьего же, как оказалось позднее, звали Густавом.