Конторские будни

Уотерхаус Кейт

— Хорошо, Пам, я не прочь. — Отказываться в такой ситуации было глупо. Пам уже хотела сказать ему что-то одобрительное, но подошедшая Тельма с грубоватой прямотой юности спросила:

— Кофе пить будете?

— Минутку, Тельма, ты же видишь, мы заняты! — вскинулась Пам. Грайс уже и раньше замечал ее привычку ставить на свое место младших служащих. Одернув Тельму, она мягко сказала Грайсу: — Значит, около шести в Клубе Сент-Джуд. Вы знаете, где находится Сент-Джуд-лейн?

— Найду.

— Вы встретите там нескольких знакомых и, я уверена, сразу же почувствуете себя как дома.

Строго посмотрев на Тельму, она отошла от

Грайса. А Тельма, ничуть не смутившись, принялась выспрашивать:

— Скажите, пожалуйста, мистер Грайс, миссис Фос говорила, они опять начали набирать артистов?

— Говорила, Тельма.

— А меня они возьмут, как вы думаете, мистер Грайс? Я уже тыщу лет к ним прошусь. Мне очень хочется побыть артисткой!

Никуда тебя, милая, не возьмут, подумал Грайс. Ему стало жалко эту юную бегемотиху. А вслух он сказал:

— Тебе, по-моему, надо поговорить с самой миссис Фос.

Но, поискав глазами Паи, он увидел, что она и Сидз, оба в пальто, пробираются к выходу из отдела. Груда писем, которую недавно всучили Сидзу, была теперь у Бизли.

Ну подожди же, мысленно воскликнул Грайс. Когда мы встретимся, ты обязательно услышишь, что я думаю о твоих неотложных делах!

— А впрочем, они, конечно, с радостью тебя примут, — подавляя раздражение, сказал он Тельме. — Пойдем-ка сегодня к ним со мной.

— Чего-чего? Ой, мистер Грайс, большое вам спасибо!

Вечером Тельма положила ему в кофе лишнюю ложку сахара. Он надеялся, что это была одноразовая благодарность. При всей его любви к сладкому он предпочитал пить кофе, а не тепловатый сахарный сироп.

Глава десятая

Торопливо шагая с топочущей Тельмой по пятам, к зданию Клуба Сент-Джуд, Грайс проклинал всех и вся. Они опаздывали минут на двадцать. Эта юная идиотка дождалась конца рабочего дня и потом объявила, что ей нужно в «маленькую комнатку». А после своих явно больших дел «в маленькой комнатке» — он ждал ее целую вечность — она повела его короткой дорогой, и. они вышли черт-те куда. Это была последняя капля.

Да он, собственно, пожалел, что позвал ее с собой, еще не успев закрыть рот. Нет, реакция Пам его не очень беспокоила, но ему пришлось целый день проболтаться в отделе, где остались только Бизли, Грант-Пейнтон, проклятущая Тельма да рабочие из подвала. Чтобы посмотреть одному какой-нибудь фильм, ему надо было подробно договориться с Тельмой о встрече, но при одной мысли про эти длинные объяснения на душе у него становилось тошно и пакостно. А если б он решил пригласить ее в кино, сослуживцы наверняка назвали бы его совратителем малолетних. Он представил себе, с какой радостью подхватит эту пикантную тему горластый Ваарт, и содрогнулся. Короче, ему пришлось околачиваться весь день-па работе, и он бесцельно слонялся из угла в угол, бессмысленно позвякивал мелочью в карманах да прятал глаза от рабочих, которые хоть и двигались, будто сонные мухи, но занимались все-таки делом.

А в довершение ко всему Грант-Пейнтон навалил нанего абсолютно бессмысленное задание. Бизли, твердо объявив, что после обеда он уйдет, передал всученнуюему Сидзом почту Грант-Пейнтону, и тот обязал Грайса рассортировать ее, чтоб не томиться, как он сказал, от безделья. И вот Грайс, присев на корточки, вскрывал огрызком карандаша конверты и раскладывал вокруг себя стопки бумажонок, заполненных в основном злобными жалобами на нехватку канцпринадлежностей. Работа эта была заранее

обречена, потому что, когда Грайс рассортировал почту, ему не оставалось ничего другого, как вывалить ее беспорядочной грудой в проволочную корзину для бумаг, где Тельма хранила чашки.

Около четырех часов смотался Грант-Пейнтон, и Грайс, оставшись наедине с Тельмой, вдруг вспомнил про эту корзину. Верней, сначала он решил, что настало подходящее время поискать отдельскую мебель, но сразу же и прогнал из головы эту мысль, А потом вдруг подумал о корзине.

— Послушай, Тельма, а где ты обычно хранишь наши чашкн?

— Чего-чего? Да в архивном шкафу, мистер Грайс, Мистер Копланд сказал, что можно.

— Я понимаю, Тельма. Но ведь шкафы-то у нас исчезли. Как же ты их нашла? По феиному веленью?

— Чего-чего, мистер Грайс?

— Я говорю, что, мол, как же ты нашла архивные шкафы?

— А-а, вот вы о чем. Да я, понимаете, иногда очень рано прихожу на работу. У меня, понимаете, папа-то водитель грузовика, ну и он иногда едет утром в Бирмингем, и если я успею собраться, он, понимаете, меня подбрасывает…

— Хорошо, Тельма; хорошо, свою биографию ты расскажешь мне как-нибудь потом, а сейчас просто просвети меня, где ты нашла архивные шкафы.

— Чего-чего? А-а, понятно. В главной прихожей, мистер Грайс,

— В какой такой главной прихожей?

— Ну, в главной прихожей, на первом этаже, где стоят все эти пальмы в кадках, знаете? Там и нашла. А узнала я свой шкапик по красной шерстяной тряпочке, она привязана…

— Ладно, бог с ней, с тряпочкой. А ты вот скажи-ка мне, что твой шкапик делал в главном вестибюле?

— Не знаю, мистер Грайс.

Не знал, конечно, и Грайс.

— Но ведь сейчас-то архивных шкафов там нет?

— Нету, мистер Грайс.

Стало быть, ночные уборщики не донесли мебель до подвала № 3. Хотя непонятно, почему они не спустили ее на лифте прямо в подвал. А впрочем, не будет он ломать себе над этим голову, к черту! И если зазвонит, как опасался Грант-Пейнтон, телефон Копланда, покрывать он тоже никого не будет, пусть выкручиваются сами. И корзину, в которой лежит почта, оставит на полу, пусть уборщики делают с ней что хотят, не его это забота.

Вскоре после Грант-Пейнтона ушли и рабочие — им, по-видимому, нужно было не меньше часа, чтобы переодеться и отбить карточку ухода. А когда опустели два смежных отдела и Грайс остался наедине с Тельмой, его охватило боязливое беспокойство. Он понимал, что многие мужчины на его месте обязательно принялись бы подкатываться к пухленькой Тельме. Но ему не хотелось об этом и думать. Это был не его стиль. Бродя из угла в угол по отделу, он тщательно следил, чтобы Тельма не подходила к нему ближе, чем на шесть футов. Попробуй задень нынешнюю молодую девицу хотя бы плечом — враз окажешься насильником! День, суливший беззаботную свободу, принес ему только тяжкие испытания…

— Да поторапливайся же, Тельма!

Однако Грайс опять воспрянул духом, когда подошел наконец по извилистому переулку к викторианскому зданию Клуба Сент-Джуд. Вдоль клубного фасада тянулась темная аллейка, наверняка опоясывающая все здание — в самый раз, чтобы пообжиматься, как говорили когда-то его приятели-солдаты. Желание, которое он безжалостно подавил, искоса посматривая на юную Тельму в «Аль-бионе», опять наполнило его боязливым беспокойством, но он мысленно заменил Тельму милой Пам и успокоенно приободрился.