КонтрЭволюция
Шрифт:
В корпусе был свой небольшой крытый бассейн с подогреваемой водой и сауна при нем, но от них Фофанову толку было мало: он и на даче всем этим крайне редко пользовался. Зато вот погулять, походить не спеша, подышать свежим воздухом — вот этого как раз хотелось, и очень. Но небольшая отдельная территория специального корпуса, тщательно отгороженная от простых ответственных товарищей, была тесной, узкой, у Фофанова возникало что-то вроде клаустрофобии от этих прогулок. Поэтому он настоял, что будет гулять вместе со всеми остальными пациентами-отдыхающими, обыкновенными начальниками из ЦК КПСС, Совета Министров и прочих ведомств. Весь санаторий тщательно
Для того чтобы решить вопрос, пришлось звонить по Первой «вертушке» Ульянову. Тот не скрывал недовольства: опять Фофанов что-то выдумывает! Капризничает, выпендривается, нарушает порядок вещей. Всех других членов ПБ территория спецкорпуса устраивает, а его — нет. Ему, видите ли, простору мало! Тесно ему, дышать темно! Да какой-нибудь рядовой инженер, да что там инженер — любой профессор даже — такой корпус и такую территорию во сне разве что может увидеть. А Фофанову, барину чванливому, этого мало. Ему все санаторные гектары подавай. Да еще хочет совсем без охраны взад-вперед по всему санаторию шастать, в демократию играть, основной контингент в шок повергать — опаснейший прецедент!
Охранники не только тебя берегут, но и за тобой слегка, неформально, присматривают. Мало ли что. «Девятке» и лично ее начальнику доверена эта ответственная роль — охранять и заодно приглядывать. Причем так приглядывать, чтобы вроде бы никакого приглядывания и не было.
А теперь вот товарищ Фофанов выкаблучивается. И вообще подозрительно это: может, задумал что-то неприглядно-непартийное? Если же от партии прятать нечего, то зачем от офицеров прикрепленных избавляться?
Ульянов сделал себе пометку на перекидном календаре — при случае пожаловаться на Фофанова Генеральному. Тем более, не впервой было, и вроде бы жалобы нормально воспринимались, с пониманием, падали на благодатную, вспаханную почву… Но с членом ПБ не спорят, конечно, поэтому, пока суд да дело, Ульянов взял под козырек, дал указание выполнить просьбу. Эх, жалко, нет Софрончука под рукой, можно было бы его попросить присмотреть все же как-нибудь со стороны тихонечко… А абы кого не попросишь — наружное наблюдение за партийными руководителями и другие формы слежки за ними формально запрещены. Только с санкции самого Политбюро!
Если бы Ульянов знал заранее, что Фофанов намерен зачем-то встречаться в санатории с Буней! Но недоглядел. Узнал с опозданием, постфактум. С досадой изучал на следующий день рапорт начальника смены о заказанных накануне пропусках. Номер двадцать один: Тов. Буня П. И. (предъявлено удостоверение ЦК КПСС) — посещение тов. Фофанова. Прибыл: 15.00. Отбыл: 18.30. Три с половиной часа! Это же надо! О чем же можно было так долго разговаривать? И зачем вообще мог понадобиться члену ПБ не до конца еще назначенный замзав отделом науки? Ох, думал Ульянов: неспроста это!
Много дал бы он, чтобы записать тот разговор, даже в нарушение запрета на разработку партработников. Но не записал. Не справился…
А Фофанов ждал Буню с содроганием. Черт знает что ему мерещилось. Ночью накануне Буня ему приснился — в престранном, надо сказать, образе. А именно: в виде аквалангиста в черном гидрокостюме, с прозрачной маской на лице, сквозь которую были четко видны круглые сизые глаза и какие-то невообразимые рыбьи усы. Буня-аквалангист нырнул в знаменитый барвихинский пруд с белыми лебедями. Десятка два зевак собрались по берегам пруда и, с напряженными лицами вглядываясь в воду, о чем-то негромко переговаривались.
Наяву товарищ Буня, Петр Иванович, украинец, из служащих, родственников, проживающих за границей и состоявших под судом и следствием, не имеет, оказался высоким чернявым субъектом с несколько изможденным лицом. Вовсе не лупоглазый, вообще ничего рыбьего в нем не было. Если уж и могли прийти в голову смутные зоологические ассоциации, то скорее со старым усталым оленем или лосем, может быть.
Фофанов с Буней довольно долго гуляли вокруг пресловутого пруда, и номенклатурные отдыхающие смотрели им вслед и шептались точно так, как это было во сне. Но заглядывались они не на Буню, а на него, Фофанова. Не каждый день члена ПБ можно наблюдать с расстояния нескольких метров, без ретуши и без охраны. Сенсация! Есть что внукам рассказать.
Фофанов же невольно поглядывал на Буню, не прыгнет ли он все-таки невзначай в пруд. Но тот вел себя исключительно корректно, был безупречно вежлив. Речь его, при небольшом намеке на украинский акцент, была грамматически правильной. «Мой, мой человек! — вдруг тепло подумал Фофанов. — Интеллигент настоящий, мало таких в аппарате, совсем мало! Не успел я их, интеллигентов, притащить. Все боялся, что обвинят в кумовстве, что своих протаскиваю. Теперь вот не на кого опереться». И почему-то какой-то внутренний голос принялся переводить эту мысль на английский. «Not enough intelligence. Few intelligent men».
Английский у Фофанова был в пассиве. Но он понимал, что получается у него что-то не то. Ведь intelligent — это значит просто «умный». Что тоже, впрочем, соответствовало истине — конечно, умных тоже мало в аппарате. Катастрофически мало.
— Вы не знаете, как будет по-английски — интеллигентный? — спросил Фофанов.
— Такого слова по-английски не существует, — уверенно отвечал Буня.
— Как же так? Понятие же, надо надеяться, есть?
— Понятие? Да, пожалуй, что и нет.
— Но я же и сам встречал вполне интеллигентных англичан… Как же их будут называть на родине?
— Ну… наверно, джентльменами. Это включает в себя порядочность, отзывчивость, деликатность. В меньшей степени — интеллектуальность. Умом в Англии категорически нельзя бахвалиться, считается хорошим тоном не выставлять интеллект напоказ, даже если он имеется. Как бы заземлять себя надо слегка.
— Хм… странные, однако, люди…
— Согласен, очень странные. Я в свое время стажировался в Кембридже, такого насмотрелся… на целую книгу тянет.
— Ну вот и написали бы… А скажите, слово intelligent как надо переводить — умный, интеллектуальный?
— Да, ну и синонимы всякие… Но язык путаный: существительное intelligence, например, может означать не только ум и разум, но и разведку.
— Да, меня это всегда поражало… Но прилагательное все-таки значит — умный: например, intelligent man… — это умный человек, а не разведчик.
— Да, именно! Intelligent method, intelligent book… intelligent design…
— О, я понимаю: это значит «умный дизайн», разумное устройство, а не интеллигентное! И не разведывательное!
«Intelligent design, — повторил про себя Фофанов, — надо бы запомнить это сочетание, красиво звучит и загадочно».