Коридоры кончаются стенкой
Шрифт:
Томила неясность, связанная с убийством Кирова. Он терпеливо пережевывал информацию, которую в изобилии поставляла истеричная пресса, кое-что поступало из скупой чекистской «почты». Но чем больше ее накапливалось, тем острее становились мучившие вопросы, на которые ответов не было.
Ясно было одно: выстрел в Смольном — это прелюдия к массовому террору. Кто будет подвергнут репрессиям прежде всего? Враги Кирова или его друзья? Не те ли, кто пытался возвести его на трон на XVII съезде: месть за предательство — вполне естественно. О работниках госбезопасности, не сумевших уберечь крупного партийного и государственного деятеля, а возможно принявших
Впрочем, как знать? Для объективных выводов нужно как минимум располагать данными, которые есть у следствия. А их нет. Значит придется брать на веру то, что выдаст Наркомвнудел своим подразделениям на местах.
«Если вспыхнет террор против органов НКВД, — размышлял Малкин, — то волна его обязательно докатится до Сочи. Здесь излюбленное место отдыха руководителей партии и правительства, — значит, в Сочи без террористов, замышляющих или подготавливающих покушение, никак нельзя. Значит, надо готовиться к любым превратностям судьбы и прежде всего усилить бдительность. С чего начинать? С упреждающего удара? Если так, то нанести его надо быть готовым по первому требованию текущего момента».
Поезд, притормаживая, подходил к перрону. Малкин не торопился к выходу. Он выжидал, когда схлынет толпа, чтобы спокойно, без суеты покинуть временное убежище. Такой миг настал. Покинув уютное купе, Малкин вежливо распрощался с услужливой проводницей и, пожелав ей счастливого пути, вышел на перрон. Обычная вокзальная сутолока не раздражала, и он не торопясь выбрался на привокзальную площадь.
— Парикмахера Долидзе знаешь? — спросил он долговязого таксиста, стоявшего у автомашины с распахнутыми настежь дверцами.
— Знаю.
— Вези к нему.
— Вы без вещей?
— Как видишь.
— Садитесь.
— У нас говорят — присаживайтесь.
Шофер не ответил. Вероятно, не понял намека. Сутуля узкую спину, он на мгновение застыл над баранкой. Затем задумчиво посмотрел на пассажира и запустил двигатель. Машина, шурша шинами по умытому булыжнику, развернулась на площади, юркнула в узкий переулок и вскоре оказалась на широкой центральной улице города. «Молчун. С таким не разговоришься»,— подумал Малкин о шофере и сразу потерял к нему интерес.
Долидзе встретил Малкина с распростертыми объятиями и, не придержи его Малкин, наверняка полез бы целоваться.
— Ка-аво я ви-ижу! — устремил он навстречу лоснящиеся глаза. — Да-авно не имел удовольствия… Присаживайтесь, дарагой. Будэм бритца?
— Как всегда.
— Эта мы пажалуста.
Наезжая время от времени в Ростов, Малкин брился только у Долидзе. Разговорчивый грузин работал стремительно, но за короткое время успевал поделиться всеми новостями, полученными, как он утверждал, из самых достоверных источников. Малкин знал, что это не треп: услугами Долидзе пользовалась половина сотрудников УНКВД, а среди них было немало таких, кого распирало от желания высказать сокровенное.
Начальник управления Люшков сидел в мягком кожаном кресле нахохлившись. Равнодушно выслушал доклад Малкина о прибытии,
— Садись, майор. Доехал без приключений? — лицо его обрело деловую сухость. — Рассказывай, как живешь, с кем живешь, что творишь на своем побережье? — откинувшись на спинку кресла, он стал ощупывать Малкина тяжелым настороженным взглядом.
«Что это с ним, — удивился Малкин, — раньше такого барства за ним вроде бы не водилось?
Он коротко доложил обстановку в городе, проиллюстрировал статистическими выкладками ход массовой операции по изъятию контрреволюционного элемента. Мельком взглянул на Люшкова и удивился еще больше: полное отсутствие интереса, мешки под глазами, усталость.
— Ну, что ж ты замолчал? Говори, я слушаю.
— Доклад окончен.
— Да? Н-ну хорошо. По имеющимся данным, Сталин в текущем году намерен отдыхать в Сочи. Ты готов обеспечить безопасность товарища Сталина?
— Так точно, готов.
— Сотрудники управления, помогавшие тебе в мае в развертывании массовой операции, утверждают, что многие семьи репрессированных нацменов, проживающих вдоль трассы от Ривьеры до границы с Абхазией, не перекрыты агентурой и имеют реальную возможность совершения террористических актов. Что скажешь?
— Для меня это новость. Никто из них расстановку агентуры не проверял. Если бы у кого-то и появилось желание покопаться в оперативных делах, я бы этого не позволил без вашего на то письменного указания. Это первое.
— А второе произнеси на полтона ниже, — приглушенно выдавил из себя сидевший поодаль и невесть когда появившийся в кабинете помощник Люшкова Каган.
— Я отвечаю на вопрос начальника управления, товарищ Каган, — холодно парировал Малкин, окинув помощника неприязненным взглядом. — Генрих Самойлович! Я не понимаю претензий товарища Кагана!
— Выйди, — незлобиво, но твердо приказал Люшков помощнику. — Выйди и займись делом. Здесь, я надеюсь, разберусь без тебя.
Каган побагровел, злобно и многообещающе посмотрел на Малкина и, пробормотав: «извините», — послушно покинул кабинет.
— Ты не обращай внимания. Сказать откровенно, он мне и самому изрядно надоел. Распоясался. Придется привести его в норму, — Люшков помолчал. — Так-так, Иван Павлович! Значит, с первым все ясно. Что дальше?
— Уезжая в Сочи, руководитель группы поинтересовался, какие трудности я испытываю при проведении особых мероприятий. Я ответил, что все эти трудности местного значения, что сейчас мы заняты поисками путей их преодоления и что заострять внимание руководства УНКВД — на них не следует. В качестве примера я и привел ему проблему трассовой агентуры. Она действительно пока существует, но это моя проблема.
— В чем ее суть?
— Суть ее в том, что источник комплектования трассовой агентуры, если иметь в виду местных жителей, иссяк. Вдоль трассы проживают в основном семьи репрессированных, то есть фактически наши враги. Поэтому организовать наблюдение за ними достаточно сложно. Сейчас мы решили использовать для этих целей проверенных сезонных рабочих и особенно приезжий инженерно-технический персонал строек, которых мы, если честно, понуждаем покидать бараки и селиться на жительство в домах интересующего нас контингента. Греки пускают квартирантов охотно, болгары, поляки — с потугами, а вот к прибалтам подобраться почти невозможно. Но их не так много и я надеюсь обойтись своими силами. По крайней мере, сейчас они перекрыты надежно и о появлении в их домах посторонних мы получаем информацию своевременно.