Коридоры кончаются стенкой

Кухтин Валентин Иванович

В 1937 году акции по изъятию чуждого элемента отличались от предыдущих тем, что проводились под ор всеобщего одобрения «исторических решений» февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б), давших мощный толчок новому витку невиданно массовых репрессий. Их повсеместному развертыванию предшествовала яростная мозговая атака истинных большевиков на доблестных строителей светлого будущего. Кинохроника, радио, пресса обрушивали на их неокрепшее сознание жуткую информацию о непрекращающихся фактах саботажа, шпионажа, умышленных взрывов и поджогов, отравлений, заражений, истреблений, покушений…

Огромной силы общественный резонанс вызвали аресты Бухарина и Рыкова, которые обвинялись в подготовке «дворцового переворота, поощрении и сокрытии террористических групп, готовивших покушения на товарищей Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова, естественно — Ежова, в подготовке насильственного изменения государственного строя. Ужас охватывал «товарищей» от леденящей

сердце информации и этот ужас заставлял их сбиваться в толпы и яриться, требуя смерти для тех, перед кем вчера еще преклонялись. Но сквозь вопли перепуганных соотечественников прорывался уверенный и непоколебимый голос отца народов, и всем вдруг становилось ясно, что не так страшен черт, как его малюют. «Нынешние вредители и диверсанты, каким бы флагом они ни маскировались, троцкистским или бухаринским, давно уже перестали быть политическим течением в рабочем движении «и превратились в беспринципную и безыдейную банду профессиональных вредителей, диверсантов, шпионов и убийц», — успокаивал вождь, а коль так, то по барину, как говорят, говядина, по говядине вилка: «Этих господ придется громить и корчевать беспощадно как врагов рабочего класса и как изменников нашей Родины», Гениально, просто и недвусмысленно: громить — это в самый раз для толпы. «Громить!» — подхватывает блудливая пресса; «Выкорчевать остатки еще не разоблаченных врагов народа!»; «Нанести их контрреволюционным замыслам сокрушительный удар, разгромить их осиные гнезда!» — заголовки ее передовиц.

«Громить!» — вторит Генеральному секретарю Председатель Совета Народных Комиссаров. Кого громить? В первую очередь неустойчивых коммунистов, исключенных из партии во время чистки ее рядов, потому что «их вчерашние колебания перешли уже в акты вредительства, диверсий и шпионажа по сговору с фашистами и в их угоду», — подводит идеологическую и правовую базу товарищ Молотов.

Чтобы врага разгромить, уничтожить, его надо как минимум выявить, разоблачить. Каким образом? Очень просто! Достаточно внять призыву товарища Ежова, позвонить ему по собственной инициативе по телефону и сказать: «Товарищ Ежов, что-то мне подозрителен такой-то человек, что-то там неблагополучно, займитесь этим человеком». И все. Сигнал будет принят, остальное — дело техники. Это на уровне наркомата. Что касается периферии, то там еще проще: можно даже вскользь упомянуть фамилию неприятного вам человека в критическом выступлении где угодно — ее услышат, запомнят, включат в списки. Остальное — как в Центре. Был бы, как любили говаривать опытные чекисты, человек, а дело пришьется. И были звонки, и были выступления, и шились дела. И были письма-доносы. Много, в инстанции разных уровней. Писали доброжелатели на соседей, родственников и друзей, а сами прислушивались по ночам к гулким шагам на лестничной клетке, к сумасшедшему лаю собак и скрипу калиток в соседских подворьях. «Не за мной ли? Кажется, нет. Слава богу — пронесло». А днем обессиленные от страха и бессонницы доброжелатели, в свободное от стахановской работы время шли на митинги, слушали звенящие ненавистью призывы партийных пропагандистов и агитаторов, ударников и беспартийных большевиков, озвучивавших чужие ядовитые мысли, и вместе с массой-толпой орали в исступлении, требуя смерти, смерти, смерти! И казалось, не было у строителей светлого будущего иных забот, кроме как разоблачать, выкорчевывать, уничтожать.

В клубах, кинотеатрах, избах-читальнях крутили свежую кинохронику. Шуршали кинопроекторы, прокручивая киноленты, сменялись на экранах говорящие черно-белые изображения, зрителям внушалось: враги вокруг нас! Мы окружены врагами! Будьте бдительны!

Кадры кинохроники: огромная площадь, запруженная людьми, импровизированная трибуна. Один за другим на нее восходят ораторы. Резко жестикулируя, формируют общественное мнение. Выступает беспартийный большевик:

— Наша коммунистическая партия — всеми любимая, и наш великий вождь Иосиф Виссарионович Сталин, всеми любимый и ведущий нас от победы к победе… — короткая пауза и вдруг яростный взрыв, — не позволим отдать наших завоеваний!

Буря аплодисментов.

На трибуне грузин. Низкий лоб, густые сросшиеся на переносице брови, выпученные глаза:

— Троцкистской трижды проклятой банде может быть лишь один приговор — расстрел!

Грузина сменяет женщина с хмурым, изможденным, нервным лицом:

— Они пытались отнять у рабочего класса всего мира самое ценное, самое дорогое — нашего любимого, родного товарища Сталина. Никакой пощады врагам! Расстрелять всех до одного, как бешеных собак!

Ее одержимость вызывает у кинозрителей взрыв одобрения. Кто-то вскакивает с места, загораживая собой луч кинопроектора и, демонстрируя любовь и преданность вождю всех времен и народов, кричит, вздыбив руки под низкий потолок: «Да здравствует товарищ Сталин! Ур-ра-а-а!» Разношерстная публика, объединенная то ли страхом, то ли ненавистью, то ли великой любовью к великому человеку, в едином страстном порыве подхватывает боевой клич русского воинства и орет

его троекратно, нервно и разноголосо. Выполнив свой гражданский долг, публика снова впивается глазами в мелькающий киноэкран, дрожа, сопереживая, злобствуя, восторгаясь и негодуя.

17

Просматривая донесения разведки о настроениях людей — участников пропагандистских мероприятий, направленных на развенчание бывшего любимца партии, а ныне арестованного Бухарина, Малкин невольно сравнил нынешнее состояние общества с массовым психозом, охватившим страну после убийства Кирова. Тогда, как и сейчас, тон задавали агитпроповцы. Выхваченные из уютных кабинетов горкома стихией необузданных человеческих страстей, они увлекали за собой волнующиеся толпы, стремясь придать им, по возможности, организованный характер и, взбираясь на импровизированные трибуны, штабеля досок, дров, кучи мусора — любое возвышение, позволяющее подняться над толпой и завладеть ее вниманием, грозно вещали о коварных вражеских замыслах и кровавых вылазках «белогвардейских пигмеев», зиновьевцев и троцкистов, о состоявшемся их объединении для совместной террористической деятельности против вождей партии и народа, захвата власти и реставрации капитализма. Взбудораженный народ верил каждому их слову, и когда начались массовые аресты «двурушников», активно поддержал линию партии на физическое истребление ее оппонентов.

Опираясь на эту поддержку, партия незамедлительно наделила карательные органы дополнительными властными полномочиями, расширив их до беспредела, и развязала в стране террор, ни с чем не сравнимый ни по своей необузданности, ни по жестокости.

В ряду нормативных документов, принятых советской властью в этот период и оставивших несмываемый кровавый след в людской памяти, особое место заняло Постановление ЦИК СНК Союза ССР от 1 декабря 1934 года об ускоренном и упрощенном порядке рассмотрения уголовных дел о контрреволюционных преступлениях, принятое по инициативе самого человечного человека — Иосифа Сталина. По своей циничности оно не имело равных. Следственным властям предписывалось вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком. Судебным органам запрещалось задерживать исполнением приговоры о высшей мере наказания — расстреле в отношении осужденных, направивших ходатайство о помиловании, поскольку Президиум ЦИК СССР счел возможным снять с себя обязанности по рассмотрению подобных ходатайств. При этом органам Наркомвнудела вменялось в обязанность приводить в исполнение подобные приговоры немедленно по их вынесении.

Опьяненному кровью Ягоде показалось, что этих мер для действенной войны с собственным народом недостаточно, и он внес свою лепту в развязывание террора — издал приказ, в соответствии с которым в НКВД-УНКВД республик краев и областей были организованы «тройки» НКВД. Они уравнивались правами с Особым совещанием при НКВД СССР и получали право принимать решения о ссылке, высылке и заключении в лагеря сроком до пяти лет. Опасность срыва поставки ГУЛАГу дармовой рабочей силы миновала. Одновременно был приближен час расплаты для тех, кто по чьей-то злой воле оказался в застенках Наркомвнудела.

Закрытое письмо ЦК об уроках событий, связанных со злодейским убийством Кирова, адресованное всем организациям партии, давало четкую установку на подавление инакомыслия внутри нее методом государственного принуждения. ЦК исходил из того, что двурушник в партии есть не только ее обманщик. Он вместе с тем есть разведчик враждебных сил, их вредитель, их провокатор. Подрывая основы и мощь партии, он одновременно подрывает основы и мощь государства. Значит, в отношении него нельзя ограничиваться лишь исключением из партии. Его надо арестовать и изолировать, чтобы лишить возможности пакостить государству пролетарской диктатуры.

Завинчивание гаек было продолжено последующими решениями ЦК о проверке и обмене партдокументов. Эти мероприятия, проводившиеся с мая по октябрь 1935 года, явились фактическим продолжением чистки партийных рядов от «примазавшихся и чуждых элементов», стартовавшей в 1933 году. Беззаконие в партии встречало противодействие ее здоровых сил. Об этом докладывали доброжелатели в своих письмах-доносах, искажая факты, сгущая краски.

Малкин получал таких писем великое множество. Чувствуя, что захлебывается, он стал отбирать себе лишь ту информацию, которая касалась Гутмана и его окружения. Он ненавидел этого человека всеми фибрами души чем дальше — тем сильнее, и ненависть эту растил и холил с той самой минуты, когда с ужасом осознал, как позорно его «прокатили» на отчетно-выборной партконференции. Его начальника горотдела НКВД — не просто не избрали в состав Бюро городского комитета партии: никому в голову не пришло выдвинуть его кандидатуру в списки для тайного голосования. В этом он увидел козни Гутмана и поклялся расправиться с ним при первой же возможности. Он не очень распространялся о своих намерениях, но злопыхатели видели натянутость в их отношениях и усердно снабжали Малкина информацией, негативно, характеризующей деятельность Бюро и Первого секретаря горкома.