Коридоры кончаются стенкой
Шрифт:
Из рядов партии исключить. Поручить органам НКВД арестовать».
Мутным потоком текли к Малкину доносы. Он сортировал их по тематике, раскладывал по папкам, обобщал, анализировал, выжидал момент для нанесения решающего удара. Не будучи членом бюро, редко присутствовал на его заседаниях, хотя приглашения получал регулярно. Считал для себя унизительным обсуждать вопросы без права решающего голоса, поэтому всегда находил повод для уклонения от явки. Однако интерес к принятым решениям проявлял живейший и уже через несколько часов после заседания имел полную информацию об их содержании.
В конце октября агент «Кучерявый» передал Малкину копию докладной записки об итогах проверки партдокументов, направленной Гутманом в краевой — комитет ВКП(б).
Давая в записке общую оценку проделанной работе, Гутман самокритично заявил, что в результате некоторых упущений с его стороны подготовка к проверке партийных документов прошла в спешке, а сама проверка носила скорее характер технической сверки, нежели важнейшего политического мероприятия, призванного наладить порядок в учете коммунистов, в оформлении и хранении партийных Документов. Такое признание, по мнению Гутмана, должно было лечь умиротворяющим бальзамом на гордыню краевого партийного руководства, снять настороженность и разрушить стереотип недоверчивого отношения крайкома к периферии. Умолчав о том, что спешка была вызвана произвольным сокращением установленного срока проверки, преследовавшим цель в случае удачи блеснуть организаторскими способностями, он как бы между прочим посетовал на жесткие временные рамки, в которых пришлось работать, и затем подробнейшим образом изложил все положительное, что было сделано и что предполагалось сделать, навязав мысль о том, что хоть работа, несмотря на трудности, прошла на высоком уровне, он ее окончательными результатами недоволен. Полагая, что ему удалось отвести от себя удар, или хотя бы смягчить его до минимума, Гутман воздал должное ЦК и сталинскому крайкому, под чутким руководством которых он своевременно увидел свои ошибки, и перешел к настоящей большевистской работе, «Постановление ЦК ВКП(б) о выполнении указаний закрытого письма ЦК от 13.05.1935 в парторганизациях западной и других областей («Правда» за 21.06.35 г.), заставило нас задуматься над результатами нашей работы и подвергнуть резкой самокритике то, что нами сделано. Бюро горкома приняло решение провести вторичную проверку, которая была поручена лично секретарю горкома ВКП(б) товарищу Гутману и его заместителю Белоусову. Именно они, проявив большевистскую принципиальность, вскрыли грубые ошибки первой проверки и восстановили справедливость».
— Ка-акой наглец! — возмутился Малкин и, сорвав трубку с аппарата прямой связи, вызвал к себе начальника СПО. — Посмотри, какой арап! — закричал он, когда тот появился в дверях. — Какая наглость! Сам наглец, видел наглецов, но такого, честное слово, не встречал!
— Вы о докладной Гутмана? — догадался начальник СПО. — Я в курсе. Искусный лицемер, ничего не скажешь.
— И ни слова о том, как заваривал эту кашу, как, ускоряя проверку, пропускал по сотне коммунистов в день, как рыскал в поисках изгнанных из партии за различные проступки, чтобы включить их в списки как исключенных при проверке партдокументов…
— И как распорядился сжечь партархив, — подлил масла в огонь начальник секретно-политического отдела. — Три тысячи сто двадцать семь дел с компрматериалами на троцкистов и других врагов партии.
— Ну, не все же три тысячи — враги.
— Нет! Я имею в виду — в том числе.
— Вот тебе папка — здесь все о нем. Отложи дела и подготовь подробнейшее донесение в крайком…
— Может, управимся сами? Спустят на тормозах.
— Нет, это их кадры, пусть управляются с ними сами. Здесь же не один Гутман. Все ключевые посты в городе в руках его ставленников. И в крае крепкие позиции, и в Союзе. Вон, как задружил с Метелевым да Ксенофонтовым! А приедет кто отдохнуть из ЦК — на руках носит. Сам. Никого к ним не подпускает.
— Заводит дружбу!
— Вот
Недели через две, после полуночи Малкину на квартиру позвонил начальник УНКВД.
— Ты какого по счету первого секретаря меняешь в Сочи? — спросил он строго после того, как обменялись приветствиями и двумя-тремя ничего не значащими фразами.
— Пока ни одного.
— Ну, как же? А Осокин?
— Его убрали без меня.
— Без тебя, но с твоей подачи?
— В пределах того, чем располагал, я руку приложил.
— Ну вот, а говоришь — без тебя. Я ж помню, как ты ему дули крутил… Что с Гутманом? Не вяжется?
— Он полностью игнорирует меня как начальника горотдела НКВД и жесточайшим образом подавляет всякую инициативу. Вообще отношение к органам у него более чем подозрительное.
— Например?
— Любое наше мероприятие подвергает сомнению, не разобравшись, встречает в штыки. Препятствует арестам членов ВКП (б) — явных троцкистов: целый список таких имеется. В то же время заваливает нас материалами на тех, кто ему лично несимпатичен, кто противоборствует с ним по принципиальным вопросам. Требует арестов.
— Тоже список имеется?
— Так точно!
— Все, что содержится в твоем донесении, — правда?
— Высшей пробы. От подтверждающих материалов сейф уже вздулся.
— Смотри, чтобы не шарахнул! — Рудь засмеялся, а Малкин обиделся. — Хорошо, разберемся. Теперь о главном: бюро крайкома поручило нам внести мотивированные предложения о немедленном выселении из Сочи всех бывших коммунистов, исключенных из партии в ходе проверки партдокументов. Как ты на это смотришь?
— Положительно. Однако прежде по многим надо провести дополнительную проверку. Я говорил, почему. Я за то, чтобы вообще исключенных из партии изгонять из Сочи как чуждый нам элемент. Озлобленные люди — от них всего можно ожидать. Было бы хорошо ограничить, а то и вовсе запретить въезд коммунистов в Сочи самотеком. Приезжают, уезжают — превратили парторганизацию города в проходной двор. Масса троцкистов… Не курорт, а осиное гнездо.
— Ты ставишь сложный вопрос, хотя я тебя понимаю. Может, придать Сочи статус режимного города?
— Это было бы очень правильно. Потоком «прибыл-убыл» надо управлять, и очень четко.
— Я пришлю тебе специалистов, пусть покумекают. А ты им помоги. Н-ну, ладно. А в отношении Гутмана внесем предложение.
— Спасибо, — обрадовался Малкин. — Но тут не только он. С ним кодло из Таганрога, Ростова-на-Дону… Весь Сочи в их руках. Я уже решения горкома достаю негласным путем.
— Почему негласным? — удивился начальник УНКВД. — Ты разве не член горкома?
— Нет, — у Малкина от обиды дрогнул голос и сперло дыхание.
— По-нят-но. Но ты не расстраивайся. Всему свое время.
— Возможны перемены?
— Думаю, что они не за горами. Кстати, у тебя под руками нет данных о результатах проверки партдокументов?
— Есть копия докладной Гутмана в крайком.
— Как оно там в цифрах?
— А вот: всего исключено девяносто два члена ВКП(б). Из них…
— Погоди, я буду записывать. Диктуй!
— Всего исключено девяносто два. Из них: пролезших в партию обманным путем — двадцать восемь; шпионов-диверсантов — два; троцкистов — пять; дезертиров — пятнадцать…
— Дезертиры — это кто?
— Это те, что в ходе проверки самовольно выехали из города, не снявшись с партучета, либо отказались от явки на проверку.
— Есть и такие?
— У Гутмана есть всякие. Я ж говорю, что здесь надо перепроверить.
— Ясно. Кто там еще?
— Жуликов — четверо; потерявших связь с партией и разложившихся — восемнадцать; подделавших документы — двое; отказавшихся представить партбилеты по мотивам их потери — пятеро, и по разным причинам — тринадцать. Такой расклад. На бюро крайкома утверждена проверка в отношении одной тысячи двадцати четырех коммунистов. По тринадцати отменена: поручено провести дополнительные мероприятия.