Королева Жанна. Книги 1-3

Олов Нид

Они ехали через Францию, взбудораженную гражданской войной. Казалось, первым занятием французов стало выяснение партийной принадлежности соседа и просто любого встречного. На каждом шагу люди спрашивали друг у друга: «Ты честный христианин или гугенот?» — или: «Ты папист или за истинную веру?» Таким образом, уже по форме вопроса можно было понять, какой ответ был приятен спрашивающему; но Анхела, не глядя на это, повсюду объявляла себя гугенотом и смертельным врагом папы. Такие заявления зачастую вызывали бурные сцены, и Хорхе с Анхелой приходилось отбиваться холодным оружием и даже отстреливаться. Хорхе долго терпел, но терпение его истощилось, как и все на свете. В одном местечке, уже недалеко от Парижа, им пришлось бросить начатый ужин и даже плащи, которые они сняли ради жары. К счастью, они не дали расседлать лошадей; это их спасло. Погоня отстала от них только в лесу. Была ночь, они устали и были голодны, и тут Хорхе взорвался. «Какого черта ты добиваешься своими дурацкими выходками? — закричал

он на Анхелу, как на служанку. — Хочешь, чтобы нас ухлопали? Зачем ты называешь себя гугеноткой?» — «Затем, что это правда, — ответила Анхела. — Я против папы, ты это знаешь. Значит, я гугенотка, ибо тот, кто не с вами, тот против вас, это закон Моисея». Хорхе в бешенстве замахнулся на нее хлыстом, но она отшатнулась и вынула кинжал. «Возьми, — сказала она, — и лучше убей меня сразу. Но если ты ударишь меня — знай, я убью тебя, даже в спину». Он отшвырнул хлыст, и они поехали дальше.

Они молчали до самого Парижа, куда въехали утром, молча ехали по парижским улицам. На одном из людных перекрестков Анхела остановила лошадь.

«Прощай, Хорхе, — сказала она, — дальше я не поеду». Хорхе тоже придержал коня и сгорбившись смотрел на нее. Он, видимо, ждал этого, но все же был ошеломлен. «Я больше не люблю тебя, — сказала она. — Поезжай во Фландрию без меня, сражаться за кровавого короля и убивать моих братьев». Он понял, что решение ее бесповоротно и уговаривать, даже применять силу — бесполезно. «А как же ты?» — хрипло спросил он и облизнул губы. «Это моя печаль, — ответила она. — Пойду в пажи к королю Наваррскому» [93] . Он хотел что-то сказать, но только шевельнул скулами. «Возьми вот это, — сказал он наконец, подавая ей кошелек. — Я знаю, что ты не любишь меня, но пусть это будет последним знаком твоей любви ко мне, возьми. Мне достать легче, чем тебе». Анхела взяла деньги. Хорхе молча, важно поклонился ей и отъехал. Он разыграл подлинного испанского рыцаря; впрочем, он им оставался всегда. Вряд ли он надеялся, что Анхела переменит решение; он уехал и ни разу не оглянулся.

93

Пойду в пажи к королю Наваррскому. — Анхела попала в Париж незадолго до Варфоломеевской ночи. В это время шли приготовления к свадьбе главы гугенотов короля Наваррского (будущий король Франции Генрих IV) и принцессы Маргариты Валуа, родной сестры Карла IX.

Моя кузина, впрочем, не уверена в этом: ибо она, повернув в противоположную сторону, тоже не оглядывалась…

Дон Алонсо замолк, посмотрел на слушателей, потом на закатное алое солнце.

— Вот и все, господа, — сказал он. — Dixi [94] .

До пантагрюэлистов не сразу дошли последние слова испанца. Они одурело смотрели на него; наконец месье Антуан спросил:

— Как это так dixi? А дальше?

— Но я, к сожалению, не знаю, что было дальше, — сказал дон Алонсо. — Как я уже имел честь говорить вам, я встретился с моей кузиной в Париже два года назад. Это вышло совершенно случайно: услышав испанскую речь, я сам заговорил по-испански, и мы, слово за слово, установили, что приходимся друг другу родственниками. Она рассказала мне свою историю, кончив ее тем, чем и я, ибо после разрыва с Хорхе прошло около месяца. За это время она сделала кое-какие знакомства среди гугенотов (она все еще ходила в мужском наряде), но дальше этого дела ее не продвинулись. Мы уговорились не расставаться, но у меня было срочное дело в городе, я дал ей адрес своей гостиницы и назначил там встречу через два-три часа. Но там я ее не нашел; мне сказали, что она не приходила. Это было как раз двадцать третьего августа, канун Святого Варфоломея…

94

Я сказал — традиционная формула завершения речи или рассказа (лат.)

— И вы больше не видели ее? — ахнул маркиз Магальхао. Испанец покачал головой.

— Проклятая судьба! — сказал Веррене.

Все прочие подавленно молчали. Дон Алонсо улыбнулся:

— Но вы забыли, господа, в начале я говорил вам, что история моей кузины тем должна быть интересна для вас, что она связана с именем одного из ваших друзей, шевалье ди Сивласа… Теперь его черед рассказывать: именно он встретил мою кузину в ту ночь на двадцать четвертое августа…

— Месье ди Сивлас!.. — воскликнул Антуан де Рошфор.

Услышав этот возглас, Сивлас не стал даже ждать, пока его попросят другие; впрочем, всеобщее внимание и так уже обратилось на него.

— Я охотно расскажу… Вы знаете, друзья мои, я видел Варфоломеевскую ночь своими глазами, это был ад. Людей резали сонными, любовников прямо из постели выкидывали через окна на улицу, на подставленные копья… какие были крики! Как кричали матери, когда на глазах у них убивали детей!.. Ну, будет об этом… — Он перевел дыхание. — Вы спросите: какой черт понес меня на

улицу? Стыдно признаться — любопытство. Правда, я совершенно не предполагал, что увижу такое… Я жил в одной гостинице с итальянцами, которые заранее пронюхали об избиении и пригласили меня полюбоваться на это зрелище. Я им плохо верил, но все же пошел с ними. Итальянцы вооружились и посоветовали мне сделать так же, и я взял весь свой арсенал — помнится, шпагу, кинжал и пистолет. Город был тих и темен, но чувствовалось, что это предгрозовая тишина. Во мраке шныряли какие-то люди, метившие крестами определенные дома. Увидев их, итальянцы всполошились, достали белые кресты и нацепили на свои шляпы. У меня креста не было; они сказали, чтобы я только ради Бога не отбивался от них, и все будет хорошо. С полуночным колоколом внезапно вспыхнули факелы, вооруженные отряды появились повсюду, как из-под земли. Началась пальба и страшные крики, которые сливались вдали в непрерывный вой. Мои итальянцы побежали туда, где шум был самый сильный, но я не побежал за ними. Уже первые минуты дали мне достаточно впечатлений. У меня руки чесались убить хотя бы несколько убийц, но я еще помнил, что я иностранец и не имею права вмешиваться. К тому же гугеноты показали себя не с лучшей стороны. Они только кричали, но давали себя резать, как бараны… Простите, виконт, но я видел это сам…

— О, месье Сивлас, — улыбнулся виконт, — я знаю это…

— Я повернул к своей гостинице. Я шел по середине улицы, и на меня никто не пытался напасть, хотя креста на мне и не было. Вдруг, в каком-то тупике, вижу такую картину: прижавшись к стене, стоит мальчик лет семнадцати, весь растерзанный и белый как мел, а вокруг него — трое, наставив на него шпаги…

— Четверо! — не выдержал дон Алонсо.

— Возможно, я их не считал, — сказал Сивлас. — Я смотрел на мальчика. Зажав в одной руке кинжал, а в другой шпагу, он кричал в лицо своим убийцам: «Да, я гугенот, я ненавижу вас, но я дорого продам свою жизнь!» Тут уж я не выдержал. «Трое на одного! — крикнул я. — В таком случае и я, черт возьми, гугенот, и смерть папистам!» Прежде чем они успели обернуться, я уложил одного из пистолета. С остальными мы лихо расправились: мальчик колол, как безумный, я тоже пришел в ярость и даже не вынимал шпаги, а работал рукояткой пистолета, как дубиной. Потом мы кое-как добрались до гостиницы. Мальчик весь дрожал и повторял по дороге: «Какие звери, хуже испанцев». — «Вы испанец?» — спросил я. — «Да, — ответил он, — я испанец и гугенот». — «Но зачем надо было кричать об этом во весь голос?» — «Не знаю, — сказал он, — но я не мог иначе».

В гостинице я, не чая худого, дружески предложил ему разделить ложе. Он почему-то заупрямился, и я сказал ему довольно резко: «Возможно, вы гранд, но в гостинице нет свободных комнат». Тогда он разорвал на себе рубашку, и я увидел, что это переодетая девушка. Я ошалел в первый момент; она постояла да так и упала без чувств. Я уложил ее в постель и просидел над ней до утра. Когда она пришла в себя, у нее открылась нервная горячка. Я уговорил жену трактирщика ходить за ней, наврав, что это знатная дама-испанка, путешествующая инкогнито. Девушка в самом деле бредила по-испански. Из ее бреда я мало что понял, но, выздоровев, она сама рассказала мне всю свою жизнь, то, что вы слышали от дона Алонсо. Она была совсем одна. Я предложил ей поехать в Виргинию, и она согласилась.

— О! Так она в Виргинии! — воодушевился маркиз Магальхао. — Вы должны представить меня ей, Сивлас! — Лейтенант Бразе и иностранцы с улыбками переглянулись.

— Да, сеньора Анхела де Кастро живет в Виргинии, — сказал Сивлас. — Первый год она провела в замке одного моего друга, где я навещал ее. Она отдыхала душой и телом от пережитых потрясений и училась виргинскому языку. А когда скончался старый король, я свел сеньору де Кастро с мадемуазель де Коссе, и та представила ее государыне. Сейчас она — фрейлина Ее Величеств и, насколько мне известно, государыня ее очень любит…

…Дону. Алонсо пришлось еще немало выслушать благодарностей за искусный рассказ и панегириков своей кузине. Они не умолкали во все время прогулки по парку и последовавшего за сим ужина. За ужином испанец сидел весь пунцовый от смущения, когда был провозглашен кубок в честь Анхелы де Кастро. Впрочем, краска, как взошла, так и не сходила с его лица, начиная с того самого момента, когда месье Антуан, отведя его в сторонку в парке, шепнул ему по-виргински:

— Можете быть уверены, милая Анхела, что после вашего рассказа государыня любит вас еще больше.

Однако никто из пантагрюэлистов не спросил, чем, собственно, сам дон Алонсо обязан их сочлену ди Сивласу — даже критически мыслящий Хиглом. То ли они забыли об этом, увлеченные долгим рассказом испанца, то ли они догадались, что дон Алонсо и другие иностранные юноши — вовсе не те, за кого они себя выдают.

Летние ночи коротки. Когда члены славного общества пантагрюэлистов разошлись по своим комнатам и в замке Лафен воцарилась тишина — небо уже зеленело на востоке.

Лейтенант Бразе и виконт Антуан де Рошфор тоже ушли в свою комнату с окном в парк. Здесь мушкетер стал раздевать юного француза и постепенно превратил его в ту, которую он звал Жанной, а все остальные титуловали Вашим Величеством. Затем мир перестал для них существовать, и так прошел еще час.